Восстание в Москве 3 октября 1993 г.: стихийность или организация? / А. В. Зайцев

ЧАСТЬ 2.

Сторонники Б. Н. Ельцина 3 октября.

Первая манифестация сторонников Б. Н. Ельцина во время конфликта состоялась в воскресенье 26 сентября. Вот наблюдения сторонников ДС:

«В 14-30 колонна «Дем. России» под звуки духового оркестра (исполняли «Варяга») начала движение от Манежной площади в сторону Моссовета, где должен был состояться митинг. В голове колонны скандируют: «Ель-цин! Мы с то-бой!» и «Ель-цин! Ель-цин!» Когда подошли к Моссовету, стали скандировать: «До-лой Мос-совет!» Лозунги на плакатах: «Борис, ты снова прав!», «Не мешайте Правительству России», «Позор Верховному Совету». Митинг начался в 15-00. Собралось не более 25 тыс. человек. Основное внешнее отличие состава митинговавших у Моссовета от собравшихся у «Белого дома» - первые получше одеты. Но возрастной состав почти такой же, т.е. преобладают люди старше 40-летнего возраста. Судя по репликам, много представителей новых экономических структур (МП, СП и т.п.) или их близких родственников».

«Наконец, тронулись, пошли по Тверской к Моссовету. И тут я увидел, как их много. Зрелище было внушительным, ничего не скажешь, тысяч 30-40. Сцепившись локтями, во всю ширину улицы шли первые шеренги, в головной заметил Пономарева и Глеба Якунина - тоже весёлые. Следом – «Солдатские матери» и знамёна, знамёна... Сам митинг эмоционально мало отличался от тех, что проходили у Дома Советов, особенно, когда выступали дамы. И все же отличался чем-то и очень сильно. Дух был другой. Долго я здесь не стоял, получив впечатление, ушел с тяжелым чувством. «А ну, как две толпы сойдутся в рукопашной?.. Господи, упаси». Уходил по Тверской, как бы ожидая пулю в спину. ... А перед Домом стояло, бродило тысяч пять народу - обычный минимум (на митингах собиралось и 50 и 100 тыс.)».

Сторонники Кремля оценили численность митингующих в 50 тысяч, «от 30 до 70 тысяч». Но и по оценке Э. З. Махайского народа было не меньше, чем в районе Калужской площади 3 октября.

Согласно информации Л. А. Пономарёва, следующую манифестацию «Демократическая Россия» наметила на воскресенье 3 октября, но из правительственных структур советовали воздержаться от задуманного, вроде бы из нежелания спровоцировать беспорядки. А может, из нежелания показывать заговорщикам в ДС их слабость?

Помимо официальных силовых структур, подчинённых Кремлю, были и неформальные союзники Кремля, узнавшие о восстании вовремя. Полковник А. Д. Цыганок тогда был начальником штаба Московских народных дружин, располагавшегося «на Тверской как раз напротив Моссовета» (наверное, не в памятнике Юрию Долгорукому). «[…] Начальниками окружных штабов и моими помощниками были по большей части отставные офицеры, носившие генеральские и полковничьи звания».

Далее в его рассказе неясности в хронологии. «И когда утром 3 октября появились первые жертвы на Смоленской площади, я понял, что дружину надо срочно отмобилизовывать». Но жертв там не было, а столкновения произошли не утром, а в первом часу дня. Однако «к полудню перед нами было поставлено три задачи. Первая – информировать правительство Москвы о том, что происходит на улицах города […]» И всё же заммэра Москвы А. П. Брагинский спустя четыре с половиной часа попал в плен. Плохо информировали мэрию или она оказалась беспечной? «О штурме мэрии на (Новом – А. З.) Арбате мы доложили мэру буквально через 15 минут (после чего? – А. З.)». В той форме, в какой это написано, звучит издевательски. К тому моменту мэр мог всё узнать, послушав радио. Может, защита мэрии не входила в планы дружинников?

«К обеду (явно раньше начала движения колонны по Садовому кольцу – А. З.) у нас уже было сформировано несколько групп. […] Мы организовали десяток разведывательных групп. Первый доклад Бакирову (его командиру – А. З.) о ситуации в городе я сделал в 15 часов». Собирались у Моссовета. «Да и сами люди уже к середине дня начали подтягиваться к нашему штабу. Первыми (очевидно, до полудня – А. З.) пришли отряды, оборонявшие Белый дом в августе 91, - «Дельта», «Россия» (во главе со Славой Крайником […]». В. Крайник не пишет, где был он сам около полудня 3 октября. Зато он признаёт, что «3 октября на митинг на Калужской площади были направлены наблюдатели, которые сопровождали беснующуюся толпу. Информация отправлялась в городской штаб. В числе первых я узнал о штурме мэрии». Опять неясно, о чём он узнал.

А. В. Шаравин утверждает, что 3 октября узнал о происходящем, когда его друг сообщил: «Уже один канал отключили». Собравшись с друзьями у метро «Боровицкая», они пошли в Дом российской прессы (сейчас там Совет Федерации) и вместо «демократических вождей» обнаружили «пустоту и хаос». Тогда они поехали к Моссовету. «Сам Анатолий <Цыганок> появился чуть позже. Его заместитель был немного растерян и просто ждал. Здание Моссовета тоже выглядело пустынным». Начали оповещать дружинников, поскольку «команды ждать неоткуда». Через полчаса «у нас было уже больше ста человек». Вскоре подъехал автобус с вооружёнными людьми, «и было ясно, что они как раз из Белого дома». Им помешали въехать на территорию Моссовета, и автобус ретировался. Кто в нём был, не выяснили. Зато в следующем автобусе оказались 15-20 человек из Службы безопасности президента. «Тем временем у Моссовета набралось уже сотни три-четыре, и появилась мысль создать несколько кордонов вокруг здания. […] Не помню точно, когда подъехал Анатолий Цыганок», но он предложил автору заняться сбором информации. «Роль связного между нами и мэром Москвы выполнял Аркадий Мурашов». В 20 часов Мурашов «неожиданно» оказался в Доме правительства рядом с Е. Т. Гайдаром и вернулся с ним к Моссовету.

Начало рассказа А. В. Шаравина резко расходится с версией А. Д. Цыганка. Телеканалы начали отключать вечером 3 октября, а описанные обоими события происходили днём. Полагаю, что А. В. Шаравин с товарищами собрались на «Боровицкой» ещё утром и успели прийти на Тверскую раньше А. Д. Цыганка. Оба затем придумали неправдоподобные объяснения тому, зачем им понадобилось бить тревогу раньше полудня 3 октября. Напомню, что в 13 часов у Моссовета должен был начаться митинг оппозиции. К назначенному сроку туда стянули милицию, и вряд ли окрестности Моссовета казались пустынными. Скорее всего, сбор дружинников начался раньше.

Представитель Союза ветеранов Афганистана говорит неконкретно: «Вышли мы третьего числа днём», не уточняя, было ли это ответом на восстание. Создаётся подозрение, что всё началось прежде восстания.

Итак, неформальные сторонники Кремля так же, как и высшие чиновники, скрывают свою заблаговременную осведомлённость о надвигающихся событиях 3 октября.

С 17 часов перед Моссоветом начался «стихийный» митинг, приобретший организованную форму с 20 часов. «К 18 часам у нас уже было построено 25 баррикад по всему центру Москвы». И начали собираться неотмобилизованные сторонники Б. Н. Ельцина.

«3 октября демократы должны были заседать в Доме Печати, где-то в 18 часов. Но в 17.30 меня встретил у метро неформальный генсек ДС (Демократического Союза – А. З.) Коля Злотник […] и сказал, что мэрию взяли, что красные берут Останкино, и что Глеб Якунин по «Эхо Москвы» (вот она, моральная инициатива!) призвал демократов идти на Красную площадь (поближе к Лобному месту). И мы сразу пошли, на полчаса обогнав других демократов, которые сошлись к 18 часам в Доме Печати и направились туда же». Красная площадь оказалась пустынной, и сторонники Б. Н. Ельцина направились к Моссовету. В. И. Новодворская утверждает, будто решение идти к Моссовету было принято на месте: «Почему решено было защищать Моссовет? Не хватало людей для защиты Кремля. Чтобы окружить двойным кольцом кремлёвские стены, понадобилось бы 1,5-2 млн. москвичей. А у нас даже после обращения Гайдара не было больше 30-50 тысяч. А тогда, в 18-19 часов, больше 5 тысяч не было». Но, как видим, Моссовет заранее избрали местом сбора «дружинники», и, несомненно, сторонников Б. Н. Ельцина у Кремля об этом оповестили.

Корреспондент «Огонька» сообщает, что на Васильевский спуск для проведения митинга вскоре после выступления Лужкова москвичей позвал Л. А. Пономарёв. Никакой точной информации у пришедших вечером не было, прошёл слух, что главный митинг – у Моссовета, и некоторые отправились туда. Большинство остались, задавая себе вопрос, на который попыталась ответить Новодворская. «К Моссовету идут, но не очень охотно – с какой стати Моссовет защищать?» Возникала и другая идея: «Идти защищать «Эхо Москвы» (пошёл слух, что в центр послано три грузовика с баркашовцами)?»

Массовая мобилизация сторонников Б. Н. Ельцина началась после телеобращения Е. Т. Гайдара. Он неубедительно объясняет, почему решил поднять сторонников: «20 часов. Штурм «Останкино» продолжается, боевики оппозиции захватывают новые объекты». И Гайдар начал звонить первым лицам государства с предложением «призвать народ». Но что изменилось в 20 часов? Сообщение о захвате ИТАР-ТАСС Е. Т. Гайдар услышал уже в здании РТР.

Зато в 20 часов началось вещание 2-го канала телевидения из резервной студии. Было зачитано обращение Совета министров - Правительства РФ к москвичам и гражданам России. В нём сообщалось: «В районе Краснопресненской набережной и Арбата захватываются и поджигаются автомашины, избиваются сотрудники милиции, предпринят штурм здания московской мэрии. Боевики ведут стрельбу из автоматического оружия, организуют боевые отряды и очаги массовых беспорядков в других районах столицы России. Тысячи людей, случайных прохожих, не понимающих, что происходит, подвергаются смертельной опасности […] Впредь до особого распоряжения запрещается проведение митингов и демонстраций. Коменданту Центрального района г. Москвы даны соответствующие указания[…]». Е. Т. Гайдар в ответ начал организовывать митинги и демонстрации как раз в центре Москвы. По его словам, В. Ф. Ерин и Б. Н. Ельцин согласились перечеркнуть только что прозвучавшее обращение. Б. Н. Ельцин в мемуарах рассказывает лишь о том, кому он сам звонил в эти часы, но он одобрил выступление Е. Т. Гайдара.

Раньше всех к москвичам обратился Ю. М. Лужков. До 19 часов он выступил с телеобращением по 2-м каналу. С. А. Филатов присутствовал, но не выступал и сразу уехал в Кремль. Оба прибыли на Шаболовку по приглашению О. М. Попцова, который сообщил по телефону дезинформацию, что идёт штурм «Останкино». По мнению А. В. Островского, это произошло в промежуток от 17.30 до 18.30; вероятно, исследователь опирался на мемуары Воронина, который пишет о звонке в конце переговоров Р. Г. Абдулатипова, а не О. М. Попцова. Если верить Воронину, Абдулатипов говорил лишь о движении москвичей на «Останкино». Согласно сводке МВД, Лужков приехал на Шаболовку в 18.09. В 19.00 по радио был зачитан текст, существующий во многих экземплярах и озаглавленный «Обращение мэрии Москвы». В нём осуждались вооружённые бандитские группы, прикрывающиеся митинговыми лозунгами. Их действия привели к выстрелам в городе и человеческим жертвам, а они продолжают попытки дестабилизировать обстановку в городе. «Мэрия Москвы призывает москвичей сохранять спокойствие […] Мэрия Москвы призывает Вас, дорогие москвичи, выразить своё отношение к происходящим событиям и прийти на Тверскую улицу к памятнику Юрию Долгорукому». Кроме последней строки, всё неконкретно. Ни слова даже о штурме мэрии. Возникает версия, что текст заготовлен до 15.30 3 октября.

Е. Т. Гайдар рассказывает, как ему не понравилось телеобращение Ю. М. Лужкова с призывом к спокойствию и порядку, якобы увиденное им в доме правительства на Старой площади. Однако Р. А. Медведев пишет, что Ю. М. Лужков призвал москвичей в эту ночь оставаться дома «всего через несколько минут» ПОСЛЕ телеобращения Е. Т. Гайдара. Сам Лужков вспоминал, как ему не понравилось телеобращение Гайдара, и он призвал москвичей оставаться дома, за что его потом критиковал Ельцин. С. А. Чарный вроде бы всё согласует: в первом телеобращении мэр порекомендовал москвичам оставаться дома, а после выступления Е. Т. Гайдара, наоборот, «призывал москвичей выйти на Тверскую площадь к памятнику Юрию Долгорукому для оказания моральной поддержки». Разъяснения дала «Вечерняя Москва» в хронике событий вечера 3 – ночи 4 октября: в 19.00, когда было зачитано «Обращение мэра Москвы», Ю. М. Лужков был в Кремле. В 20.00 – на рабочем месте. В 21.30 он выступил по радио «Эхо Москвы», призвав москвичей сохранять спокойствие и поддержать президента (Ельцина). В 22.35 Лужков отбыл на коллегию Министерства обороны. В 23.15 вышло новое заявление мэрии Москвы с призывом к москвичам собраться на Тверской улице у Моссовета. Вскоре мэр Москвы неубедительно объяснял смену позиции: «Призыв к основной массе горожан: […] оставайтесь дома. И только тех, кто не мог позволить себе оставаться безучастным […], я пригласил к зданию московского правительства на Тверской, где собиралась демократически настроенная общественность». Звучит оскорбительно для большинства москвичей, которые, оказывается, «позволяли себе оставаться безучастными». Можно предположить давление на Ю. М. Лужкова. Неужели со стороны военных, у которых он находился к 23.15? Нет, напротив, на военных давили гражданские. Во всяком случае, в выпуске «Вестей» в 23.05 видеозаписи обращения Лужкова с призывом не выходить на улицы Москвы и обращения Гайдара с противоположным призывом были показаны одна за другой, что создавало у зрителей, говоря по-русски, когнитивный диссонанс. Когда же Лужков выступил по телевидению с просьбой «отказаться от выхода на улицы»? Видимо, ещё до 19 часов, когда находился на Шаболовке с Филатовым, но запись вышла в эфир после 20 часов. Я не придаю этим тонкостям особого значения, т. к. Гайдар и Лужков стремились к одному и тому же – расправе над ДС.

Начав действовать, Е. Т. Гайдар первым делом велел председателю ГКЧС С. К. Шойгу подготовить к выдаче 1000 автоматов с боезапасом. «И. Иванов» утверждает, что их все выдавали бесконтрольно. Е. Т. Гайдар это всегда отрицал. Однако в книгу его мемуаров не попал отрывок из газетной статьи: «Шойгу выполнил поручение. Новенькие автоматы скоро подвезут […]» и далее по тексту – раздадим их, если армия останется пассивной. Это частично отвечает на недоумение журналистов - почему митинги у Моссовета и Кремля не охранялись силами милиции. Выдвигалось и другое объяснение – организаторы митингов в защиту Ельцина якобы желали нападения на них со стороны ДС, чтобы оправдать последующую расправу над всеми его защитниками.

В любом случае сторонники Кремля получили оружие попроще. «В опрокинутых у здания Телеграфа двухметровых полых будках с эмблемой «кока-колы» защитники президента сложили бутылки с зажигательной смесью. Кроме того, в качестве оружия должны были использоваться булыжники, арматура и т. д.»

Обращение Е. Т. Гайдара по телевидению началось в 20.40. Но и здесь неясности. С. А. Чарный пишет: «Около 22.00, ещё до выступления Гайдара, у бывшей резиденции генерал-губернатора Москвы появились первые люди». «Вечерняя Москва» считает, что около 21.30 у Моссовета было примерно 5 тысяч человек. В 20.30 оттуда отправились 50 человек для защиты радиостанции «Эхо Москвы»; очевидно, сторонники Кремля, подобно А. В. Крючкову, считали её стратегическим объектом. О. М. Мороз приводит выступления сторонников Кремля по «Эху Москвы», датируя их примерно 20.20. А. Е. Шабад, в частности, сказал: «Раньше мы призвали идти в Кремль. По-видимому, этого делать не надо. Президент просил этого не делать […] надо сейчас идти на защиту Моссовета». Священник и депутат Г. П. Якунин просил прийти и туда, и туда. Гайдар упомянул только Моссовет. «Общая газета» полагает, что в 22 часа Гайдар призвал прийти к Моссовету, на Старую площадь и на Васильевский спуск.

В телеобращении Е. Т. Гайдар подчеркнул, что нельзя полагаться только на силовые структуры. Он призвал прийти к Моссовету всех, кто готов поддержать российскую демократию, чтобы «не дать снова на десятилетия сделать из нашей страны огромный концентрационный лагерь». Р. И. Хасбулатов сделал, м. б. задним числом, вывод: «Гайдар призвал москвичей убивать нас».

В. И. Гусев между 21 и 22 часами не заметил возле Кремля никаких признаков обороны. «В 21.10 на Васильевском спуске около 300 сторонников Ельцина, люди продолжают прибывать».

«Между собором Василия Блаженного и Спасской башней Кремля собралось несколько сотен человек и стояла машина с громкоговорящей установкой, по которой транслировались какие-то теле- и радиопередачи, горело один-два костра. Меня поразил вид впервые увиденной мною абсолютно тёмной Красной площади - она освещалась только этими кострами. Между Историческим музеем и кремлёвской стеной была сооружена баррикада из каких-то труб и металлических загородок, горело несколько костров и у них грелись люди.

Затем я прошёл по улице 25-го Октября (Никольской). Она была хорошо освещена. На ней было три баррикады и у каждой - до сотни человек. У самой дальней баррикады, у площади Дзержинского было всего человек 15-20. Позади них был выстроен ряд бутылок с бензином.

Нельзя сказать, что там была какая-то агрессивность - наоборот, было как-то очень тихо».

«Ещё раз выступаю у Моссовета и на машине – к Спасской башне. Там ещё одно место сбора […] У Спасской башни на Красной площади, где люди собрались по собственной инициативе, настроение более тревожное, плохо с организацией. […] Здесь – пожалуй, наше уязвимое место». Около 22.30 баррикады в районе Красной площади «возведены в основном около помещения радиостанции «Эха Москвы» на Никольской улице». «К каждой баррикаде прикреплена группа в 20-30 человек. Всего там собралось около 500 человек, которых позвал к радиостанции известный диссидент Кронид Любарский». Они были почти безоружны. В полночь 4 октября 3-4 тысячи человек идут от Моссовета к Кремлю, скандируя «Ельцин»…».

В. В. Костиков не запомнил, в котором часу А. В. Коржаков попросил его выйти к «огромной толпе» у Спасских ворот Кремля и по возможности повести её к Белому дому. С. А. Чарный считает, что Костиков говорит о времени около часа ночи, но датирует выступление В. В. Костикова 0.30. «Через несколько минут к Спасской башне подъехал Егор Гайдар. Толпа встретила его с энтузиазмом и по его призыву двинулась к Моссовету, где был объявлен сбор защитников демократии». Выглядит так, как будто Е. Т. Гайдар поспешил сорвать план А. В. Коржакова. Но по словам Гайдара, он поехал на машине к Спасской башне после визита в Моссовет и выступления, которое вряд ли затянулось до 23 часов (см. ниже). Так что адский замысел Коржакова, похоже, заглох сам собой. Но той же ночью Гайдар просил Б. Н. Ельцина взять Дом Советов силами одной только армии. Ранее К. Н. Боровой призвал митингующих у Моссовета не брать в руки оружия, чтобы «не уподобиться политическим террористам Руцкому и Хасбулатову». В 2000-х годах А. Д. Цыганок цитировал Борового с точностью до наоборот: оказывается, в 21.30 тот как раз потребовал раздать оружие собравшимся на площади, и Гайдар пообещал выдать Цыганку несколько тысяч автоматов. Похоже, спор решает видеозапись выступления Борового на РТР ночью 4 октября, где он настаивал: «Мы все должны быть там. Без оружия, потому что противостоять этим бандитам, этим, в общем, сумасшедшим, этим бешеным мы можем только, вот, правотой. […] Я сейчас тоже поеду туда, и я думаю, что даже если что-то произойдёт там, это будет всё равно святое, и мы будем защищать и президента своего, и себя без оружия». Создаётся впечатление, что К. Н. Боровой был не против нападения сторонников ДС на демонстрантов.

Тем не менее кто-то из сторонников Кремля той ночью побывал у ДС. «Около 00 часов префект Центрального округа Москвы, выступая на митинге сторонников Ельцина Б. Н. у Моссовета, зачитал указ Ельцина Б. Н. об отстранении Руцкого А. В. от должности вице-президента Российской Федерации и призвал собравшихся оставаться у здания Моссовета, самостоятельно ничего не предпринимать и координировать свои действия с милицией и войсками. В то же время член штаба «дружины обороны Моссовета» генерал Кириллов направил к Дому Советов для «разведки» около 4500 гражданских лиц из числа собравшихся у Моссовета в поддержку Ельцина Б. Н.». В том числе и по этой причине митинг у Моссовета к утру несколько рассосался – согласно сводке МВД, в полпятого там было около 3 тыс. человек, в шесть – около 2 тыс.

Когда в Кремль приехал С. А. Филатов, «митинг на Красной площади уже закончился». Неясно, разошлись ли люди? Видимо, нет, так как «народу собралось много, и наша группа была готова пойти к Белому дому». В Кремль позвонил О. И. Лобов и пригласил С. А. Филатова в здание Минобороны к 2 часам ночи. А. В. Коржаков начал оповещать окружающих о готовящемся заседании Совета безопасности в первом часу ночи, так что неясно, кто приехал к Спасским воротам раньше – Е. Т. Гайдар или С. А. Филатов. В полтретьего ночи В. В. Яков записал: «Красная площадь. Темно, тихо, пусто».

Перед поездкой в Кремль С. А. Филатов разрешил своему заместителю В. Волкову «собрать тоже группу демократов» для митинга на Старой площади. Волков якобы предложил подойти к мэрии – «там скопилось много левых (! – А. З.)». Филатов ответил: «В тёмное время суток (! – А. З.) сталкивать людей опасно. Обойдитесь митингом». Похоже, к дневным столкновениям он был готов.

Возведение баррикад, начавшееся вечером 3 октября, продолжалось и при помощи любителей. «Даже деревья в кадках, украшавшие фасад Моссовета», пошли на то, чтобы перегородить улицу. После полуночи на Тверской ул. баррикады стояли через каждые 40 метров до Кремля. Результат впечатлял: «Возвращаюсь домой, иду по улице Герцена, все улицы, ведущие к Моссовету, забиты баррикадами. А уж какова баррикада на Тверской, я видела ещё утром (4 октября – А. З.). Два человеческих роста! Сплошное железо! Танки не пройдут, не то, что невооружённые люди». В восьмом часу утра 4 октября Э. З. Махайский наблюдал: «Движение транспорта по Тверской перекрыто. Поперёк улицы от магазина «Армения» к сгоревшему зданию ВТО протянулась мощная баррикада. Над баррикадой бело-сине-красный флаг. […] На отрезке между Пушкинской площадью и Моссоветом было сооружено ещё несколько баррикад, но «пожиже»: у «Елисеевского», у магазина «Хрусталь» и возле Моссовета. Баррикады виднелись и у Исторического музея, а также в переулках, выходящих на Тверскую. Баррикадникам выдавали завтрак: батоны колбасы, хлеб, термосы с чаем».

Правда, А. В. Островский критикует их расположение. «Они перекрывали не все выходы на Тверскую, поэтому их можно было обойти стороной. Это означает, что их возводили не как оборонительные, а как театральные сооружения. Для журналистов». Этот автор вообще сомневается в ценности заграждений, если они не перекрывают всего пространства. Впрочем, 4 октября его нарекания словно учли: «Ещё позднее, днём, появились тяжёлые самосвалы с песком; Тверская стала полностью непроходимой». Баррикады возводились и у Кремля. Сразу после полуночи 4 октября префект ЦАО Москвы А. Музыкантский сообщил с балкона Моссовета, «что Кремль в безопасности, баррикады надёжны. Баррикады строились людьми, отправленными на Васильевский спуск «для возведения препятствий».

Всё это происходило под носом у противника. В 18 часов здание Моссовета было оцеплено солдатами из дивизии им. Дзержинского. Вход в здание был запрещён по приказу заместителя председателя Моссовета, начальника Общегородского штаба по восстановлению конституционной законности Ю. П. Седых-Бондаренко. Префект Центрального административного округа Москвы А. И. Музыкантский с трудом вошёл в Моссовет. Между 18.25 и 18.45 оцепление было снято неизвестно по чьему приказу. В 18.30 Седых-Бондаренко провёл к себе в кабинет нового начальника ГУВД Москвы В. С. Комиссарова. В 18.50 в здание вошёл взвод президентского полка. Дежурный по отделу охраны здания заявил, что выполняет только приказы В. И. Панкратова (которых не было – А. З.) В 20 часов Ю. М. Лужков на рабочем месте. Принято решение задержать В. С. Комиссарова, но он в кабинете Седых-Бондаренко. В 22.35 Лужков убыл на коллегию Минобороны. В 23 часа решено «изолировать» Седых-Бондаренко и всех, кто его поддерживает в здании. Далее, по официальной хронологии, около 10 депутатов были арестованы в 2.35. Е. Т. Гайдар пишет, что после своего приезда к Моссовету он сразу выступил и потом вошёл в здание. «Группа депутатов Моссовета пыталась организовать здесь один из её <оппозиции> штабов, но теперь здание очищено людьми Ю. Лужкова. Сам он оживлён, возбуждён, даже весел». Упоминание Лужкова даёт временной промежуток между примерно 21.15, когда Гайдар прибыл из телестудии, и примерно 22.15, когда Лужков отбыл в Минобороны. Вернулся он примерно в третьем часу ночи. Но в упомянутое время сторонники ДС должны были ещё сидеть в своём кабинете. Правда, уже в наши дни апологет власти Советов писал, что «воскресным вечером, 03 октября 1993 года, в здании Моссовета по улице Тверская, дом 13, была арестована группа депутатов Моссовета: Седых-Бондаренко Ю. П. - зампред Моссовета, руководитель штаба по защите Конституции в Москве; его заместитель Цопов А. А. - председатель комиссии по законности Моссовета; Кузин В. А. - председатель подкомиссии по защите прав граждан, учредитель Мемориала и зам. председателя Демократического Союза; Булгаков В. А. - представитель Мемориала; бывший начальник ГУВД Комиссаров В. С. и другие». Но тот же автор пишет, что утром 4 октября арестовали С. Н. Бабурина. Явная опечатка, но она показывает неточность в датировке. Скорее всего, верна официальная хронология, а Е. Т. Гайдар назвал очищением Моссовета изоляцию сторонников ДС в одном его кабинете. Ю. М. Лужков потом обвинял Седых-Бондаренко в произошедшем на Смоленской площади 3-го (так! – А. З.) октября.

Контрнаступление сторонников Кремля началось ещё до полуночи. «Вечером 3 октября все штабные помещения оппозиционных организаций оказались захваченными «демократическими офицерами» и спецназом». А. Кузнецов вспоминал, как поздно вечером 3 октября А. Д. Цыганок велел его подчинённым «быстро выдвинуться к Киевскому райисполкому и удалить оттуда засевших в нём депутатов». После выполнения «получаем новую задачу – занять Октябрьский совет». Он был пуст, там оказалась штаб-квартиру «Трудовой России» со множеством листовок. «Обнаружили списки «Трудовой России» с адресами и телефонами активистов […] Срочно отсылаем списки по команде на самый верх, но, видимо, сочувствующих у красных там было предостаточно. Списки пропали, арестов не последовало». Надо полагать, засады не оставили, ибо, согласно В. И. Анпилову, утром 4 октября члены «Трудовой России» провели совещание в Октябрьском райсовете. Выделен был отряд и для «контроля и опечатывания» Свердловского райсовета. В результате в ночь на 4 октября туда пришли около 200 человек, потом ещё 300, увезли председателя райсовета и попросили депутатов удалиться. Утром, когда вышел указ Ельцина о прекращении деятельности Советов, здание опечатали. Якобы там кучковались баркашовцы. Мэрию сторонники ДС оставили сами во втором часу ночи, заммэра А. П. Брагинского освободили. Мэра Москвы по версии ДС А. В. Краснова просто отправили домой.

Итак, отмобилизованные сторонники Б. Н. Ельцина в Москве к ночи 4 октября превосходили по силе сторонников Дома Советов, что даже при нейтралитете всех силовых структур делало положение восставших безнадёжным. В самом деле, из прибывших к ТТЦ «Останкино» сторонников ДС изначально огнестрельное оружие имели при себе 18 человек. В мэрии остались менее 10 автоматчиков из ДС. Среди приехавших в «Останкино» на 3 часа позже Р. С. Мухамадиев насчитал 30-40 вооружённых огнестрельным оружием. «Остальные вооружённые подразделения парламента, имевшие практический боевой опыт, были жёстко расписаны. Все, кто реально был способен взять телецентр, остались в «Белом доме»». Впоследствии сотрудники Генпрокуратуры изъяли 926 единиц огнестрельного оружия, которое могли бы пустить в ход защитники ДС. По мнению комиссии Т. А. Астраханкиной, утром 4 октября на руках у защитников ДС имелось менее 200 единиц лёгкого стрелкового оружия. «И. Иванов» пишет о 62 автоматах. Около 50 баррикадников были вооружены. Несомненно, оружия было больше, чем умевших им пользоваться. Столь же несомненно нежелание защитников ДС открывать огонь на поражение в заведомо безнадёжной ситуации. Стали бы они драться насмерть против «добровольцев»? Возможно; поэтому Кремль стремился привлечь к операции по взятию ДС регулярные войска, хотя первую атаку произвели «добровольцы» из Союза ветеранов Афганистана. Напомню, что у сторонников Кремля, по их сведениям, ситуация была противоположной: даже 1000 привезённых автоматов не хватило бы на всех прошедших боевую подготовку добровольцев (см. выше). Мобилизация удалась. «К утру 4 октября в народные дружины записалось где-то около 18000 человек», из них две с половиной тысячи – офицеры. А «ведь многие люди не хотели своих имён оставлять». «По нашим подсчётам оказалось, что вокруг Белого дома в тот день было около 0,5 процента населения Москвы, а возле Моссовета – где-то порядка 1,5 процента». Соответственно 45 и 135 тысяч – обе оценки явно завышены, даже если иметь в виду всех, кто находился на баррикадах в центре Москвы. В новом издании оценка исправлена: соответственно 0,1-0,15 и 0,5-0,6%. «Всего у Моссовета собралось 40000 человек. Из их числа были отобраны наиболее боеспособные и разбиты на отряды численностью около 6000 человек. Некоторое количество этих людей отправилось к БД на разведку». «К утру 4 октября отмобилизованы 16000 и в резерве 20000».

Вывод за меня сделал Михаил из Черноголовки: «В ночь на 4-е октября гражданский конфликт, столкновение «двух толп», представлялся весьма реальным. Предотвратить его могло лишь быстрое и категорическое перемирие, либо выступление армии против одной из сторон. Растерянность перед восставшими уже прошла: и штурм мэрии, и марш на Останкино показал, что количество вооружённых сторонников парламента нигде не превышало нескольких десятков человек - кого бояться? Таким образом, выбор был за президентом, и он выбрал второе: парламенту уже не могли простить пережитого страха. Руцкой отдал приказ «не стрелять», надеясь этим удержать занесённый кулак, но было и поздно, да и не на тех рассчитано».

Глава IV. Роль СМИ и вопрос о провокации. Некоторые последствия конфликта.

Конфликт и средства массовой информации: взаимное влияние.

Бывший пресс-секретарь Б. Н. Ельцина В. В. Костиков вспоминает, как президент вызвал его 14 сентября (т. е. после решения 12 сентября о роспуске ВС – А. З.) и в весёлом настроении попросил в двухдневный срок подготовить указ о запрете газет «Советская Россия», «Правда», «День». Костикову идея затыкания рта оппозиции понравилась, и 16 сентября указ был готов. Но газеты продолжали выходить, их легко было купить. «День» стал выходить под названием «Завтра». Костиков якобы известил об этом министра безопасности РФ Н. М. Голушко, на следующий день тот спросил, где можно купить запрещённые газеты. История правдоподобна, но невероятна. Упомянутые газеты после 16 сентября ни словом не обмолвились об угрозе закрытия. Напротив, 18 сентября главный редактор «Правды» предупреждал читателей, что чиновники могут препятствовать подписке. Газета «День» была переименована не в сентябре, а позже. Что стоит за словами Костикова, рисующими его не в лучшем свете, а значит, вызывающими доверие, предстоит выяснить.

Информационная блокада Дома Советов началась перед обострением конфликта. «21 сентября 1993 года, накануне телевизионного обращения Ельцина Б.Н. к гражданам России, по указанию директора незаконного Федерального информационного центра Полторанина М. Н. были сняты с эфира радиопрограмма «Радио-Парламент» и телепередача «Парламентский час». На государственных телерадиовещательных каналах фактически начала осуществляться незаконная цензура. По указанию Полторанина М. Н. телевизионный канал «Россия» был перекоммутирован на управление из телецентра «Останкино», руководство которого, по свидетельству бывшего руководителя ВГТРК Попцова О. М., «с этого момента могло воспротивиться неугодной передаче»». Председатель Всероссийского государственной телерадиокомпании О. М. Попцов горячо настаивал на необходимости выпуска в эфир «Парламентского часа». Генеральный директор ВГТРК А. Г. Лысенко возражал ему на том основании, что парламента не существует после роспуска его президентом. Кроме того, Лысенко отказывался давать эфир Хасбулатову. Можно Зюганова («он выступил очень тактично»), но не Хасбулатова и Руцкого – будет призыв к мятежу, и прольётся кровь. По словам Лысенко, он позвонил М. Н. Полторанину и сообщил об отставке. После этого Попцову позвонил С. А. Филатов и сообщил, что РТР могли слить с «Останкино» за поддержку Верховного Совета. Разговоры руководства телекомпании, очевидно, подслушивались. В ходе конфликта с ДС представители Кремля обращались к Лысенко, игнорируя Попцова – «Мы ему не доверяем». Судя по выводам комиссии Астраханкиной, «Парламентский час» не вышел бы ни в коем случае. О. М. Попцов же играл важную роль в событиях, начиная с вечера 3 октября. Поэтому, если рассказ А. Г. Лысенко достоверен, Попцов сумел как-то засвидетельствовать лояльность Кремлю. 23 сентября второй канал ТВ сообщил, что В. А. Ачалов готовит захват здания Генштаба. По словам О. М. Попцова, в ночь на 1 октября ему позвонил председатель комитета по средствам массовой информации ВС В. А. Югин и пригласил на заседание Съезда народных депутатов для объяснения его участия в информационной блокаде ДС. Тот ответил, что информация о происходящем внутри ДС постоянно присутствует на телеэкране, а приглашать депутатов на телевидение и радио нереально, т. к. Указ президента, по мнению О. М. Попцова, лишил их депутатского статуса. Попцов пишет, что и так собирался показать депутатов по телевидению, а «на съезд явиться я, конечно, отказался», опасаясь задержания в ДС после отказа сотрудничать. По мнению В. В. Костикова, руководители большинства <центральных> СМИ отказались сотрудничать с ВС, узнав о заявлении Гендирекции ВГТРК о поддержке указа № 1400.

«А в 23 часа в Белом доме, где заседал Верховный Совет, были отключены все линии правительственной связи. Это было тоже частью войны слов […] Изоляция депутатов усугублялась и тем, что Министерство связи, возглавляемое В. Б. Булгаком, отключило в Белом доме телефонную и телеграфную связь, прекратило вывоз и доставку почты. […] Что касается междугородней связи, то она была отключена уже через 40 минут после выхода Указа Б. Н. Ельцина».

Сторонники ДС требовали снятия информационной блокады прежде начала переговоров. Например, на митинге вечером 22 сентября Анпилов зачитал резолюцию с требованием передать по ТВ выступления Руцкого и Ачалова и возобновить передачу программы «Парламентский час», а при невыполнении указанных требований - идти маршем на ТВ-Останкино в сопровождении боевого охранения из числа офицеров. Бабурин: следует завладеть телевидением, чтобы народ знал правду. 24 сентября А. В. Руцкой сожалел: «Народ у нас оболванен средствами массовой информации». 23 сентября А. М. Тулеев на первом заседании Х Съезда народных депутатов вторил: «Мы блокированы, вы же видите: средства массовой информации вновь оболванивают россиян. Средств массовой информации, действующих в нашу пользу, нет». И предложил воспользоваться передвижными военными радиостанциями. 24 сентября В. А. Югин огласил обращение нескольких народных депутатов, где перечислялись репрессии против СМИ: «Закрывается «ТВ-Парламент», закрывается «Парламентский час», прекращается выпуск «Российской газеты», глушится слабенькая радиостанция «20-й этаж». По словам анонимного сотрудника «Литературной газеты», за несколько дней до октябрьского побоища осторожный Зюганов угрожал, что если в «Останкино» не смягчат позиции в отношении «оппозиционных организаций», Сорокина и Сванидзе не успеют добежать до самолёта. Оригинально развил тему К. Н. Илюмжинов, оставшийся последовательным сторонником примирения. По его мнению, президент России (Ельцин) во время конфликта тоже находился в информационной блокаде.

«Вскоре закрываются и печатные СМИ парламента – «Российская газета» и «Российские вести». Попытки использовать в своих целях заводские многотиражки провалились. А 28 сентября с эфира была снята программа А. Любимова «Красный квадрат» из-за того, что там, по мнению пресс-службы «Останкино», фактически была предоставлена трибуна для призывов взяться за оружие и заявлялось, что оппозиция уйдёт в подполье и будет устраивать террористические акты в метро». На сайте «Ельцин-центра» отображена полная картина произошедшего: 25 сентября должен был состояться выпуск программы «Красный квадрат» с С. А. Филатовым, В. Д. Зорькиным, Н. В. Витруком (судьей Конституционного Суда, поддерживавшим Ельцина) и А. Миграняном. Программа была снята с эфира чуть ли не в последний момент из-за участия В. Д. Зорькина под предлогом низкого профессионального уровня выпуска. В восточных регионах России она вышла. Руководитель программы Д. Кончаловский заявил, что подаёт в суд на «Останкино» и В. А. Брагина. 27 сентября состоялась пресс-конференция по этому поводу «с участием руководителя телекомпании «ВИД» Александра Любимова, председателя Международной конфедерации журналистских организаций Эдуарда Сагалаева, председателя Фонда защиты гласности Алексея Симонова, ответственного секретаря Конституционной комиссии Олега Румянцева и бывшего пресс-секретаря президента России Павла Вощанова». О. Г. Румянцев был депутатом ВС, а бывший пресс-секретарь Б. Н. Ельцина П. И. Вощанов в 1993-1999 гг. не упускал случая напомнить, что Ельцин плохой. После поражения ВС Брагин изменил формулировку: «Снял с эфира «Красный квадрат» Любимова, так как приглашённые в эфир Руцкой и Хасбулатов, получив у Любимова трибуну, призывали бойкотировать действия президента и правительства». Кроме того, «начиная с 25 сентября, были сняты с эфира или сильно купированы программы «Человек недели» с участием Александра Руцкого, «Красный квадрат» с участием Валерия Зорькина, «Времечко», куда в прямом эфире пытался дозвониться Олег Румянцев, а также другие передачи, в которых высказывались критические замечания в адрес президента». Издание Верховного Совета «Российская газета» было закрыто 24 сентября после первого же выпуска с осуждением переворота (в выпуске 22 сентября переворот ещё не был освещён). Главный редактор В. Логунов с сотрудниками могли только подавать информацию на полосах провинциальных газет. А. И. Колганов и В. И. Анпилов, однако, считают, что в ДС совершенно не заботились о распространении по Москве отпечатанных в типографии парламента листовок. А. М. Макашов пишет о раздаче законов и постановлений ВС «в многолюдных местах и на станциях метро», но это были не агитационные материалы.

Заявления Руцкого, Хасбулатова и прочих противников Ельцина можно было услышать слушать лишь по радио «Свобода» и CNN. В газетах, причём не только оппозиционных, их обращения иногда печатали, но электронные средства информации намного эффективнее.

«Заявления и обращения должностных лиц, лидеров общественных и религиозных организаций, не устраивавшие по содержанию «правительственную сторону», не передавались или подвергались купированию. Так, при передаче Обращения Патриарха Московского и всея Руси Алексия II по возвращении из поездки в США были опущены слова, что никакие обстоятельства не могут препятствовать снабжению Дома Советов водой, электричеством, продовольствием и медикаментами. Полностью Обращение Патриарха было передано только православной радиостанцией «Радонеж» для ограниченной, конфессиональной аудитории».

«Осуществлялись «утечки информации», имевшие целью посеять недоверие к руководству «парламентской стороны». Так, 26 сентября по центральному телевидению в программах новостей была распространена информация о состоявшихся накануне негласных сепаратных контактах министра безопасности Российской Федерации Баранникова В. П. с Председателем Совета Министров – Правительства Российской Федерации Черномырдиным В. С., в ходе которых Баранников В. П. заявил о своей лояльности Ельцину Б. Н.».. По мнению А. В. Островского, информация соответствовала действительности, а Баранников никогда не порывал с Кремлём.

С 21 по 30 сентября в лояльных Кремлю СМИ, как сочла комиссия Т. А. Астраханкиной, «Формировалась устойчивая ассоциативная цепочка: «Хасбулатов и Руцкой хотят гражданской войны». Внедрялся тезис, что защитники Верховного Совета Российской Федерации – алкоголики, наркоманы, психически неполноценные, больные люди, представляющие опасность для граждан, а сотрудники милиции и военнослужащие внутренних войск якобы охраняют мирных граждан от бандитов из незаконных вооружённых формирований Верховного Совета. В целях дискредитации руководства парламента и переноса на него сложившегося негативного отношения москвичей и сотрудников милиции к преступной деятельности в столице выходцев с Кавказа, формировался ассоциативный ряд: Хасбулатов – чеченец – чеченская мафия – преступность в Москве […]

В период с 1 по 4 октября 1993 года в «проельцинских» средствах массовой информации распространялись материалы, внушавшие мысль о неизбежности «силового» разрешения политического конфликта, формировавшие «президентской стороне» образ «борцов с фашизмом», а также иные материалы, направленные на обеспечение активной общественной поддержки антиконституционным действиям. Военнослужащие и сотрудники милиции поощрялись к жёсткому подавлению «красно-коричневых боевиков». В общественном сознании создавались образы «ложных героев», выступавших на стороне Ельцина Б. Н. и погибших от рук «кровожадных» сторонников Верховного Совета.

Для этих же целей формировались устойчивые ассоциативные цепочки «Баркашов = русский патриот = фашист», «Баркашовцы поддержали Верховный Совет (коммунистов) = все защитники Верховного Совета = коммуно-фашисты», «русский патриот (патриот) = фашист, красно-коричневый». По рекомендации заместителя министра образования Российской Федерации Асмолова А. Г. создавался ассоциативный ряд «фашизм – коммунизм – Белый дом» […] В некоторых публикациях руководство Верховного Совета Российской Федерации, и. о. Президента Российской Федерации Руцкой А.В. безапелляционно связывались с политическими репрессиями периода правления Сталина И. В. Внедрялась мысль, что народные депутаты Российской Федерации, Председатель Верховного Совета Российской Федерации Хасбулатов Р. И. и Руцкой А.В., в случае восстановления конституционной законности, начнут политические репрессии. Дом Советов Российской Федерации и находившиеся в нем люди изображались как источник зла, нетерпимости, шпиономании и угрозы мирному существованию граждан, влекущий страну в ужасное прошлое. Напротив, Ельцин Б. Н. и его сторонники изображались в качестве воплощения сил законности, стабильности, свободы, демократии и светлого будущего. Внушалась идея о бесперспективности любых переговоров с «бывшими депутатами», их «отказе разоружаться».

В указанный период продолжалась кампания по дискредитации руководства и сторонников Верховного Совета, разжиганию ненависти и неприязни к ним.

У жителей Москвы создавалось ощущение повышенной опасности из-за якобы расползания по городу «коммуно-фашизма» и якобы находившегося в руках «невменяемых уголовников и бандитов» большого количества оружия. Создавался информационный миф о переходе ситуации в Доме Советов Российской Федерации под контроль некоего «военного совета», не подчинявшегося руководству парламента. Одновременно формировался положительный имидж мэрии Москвы, якобы защищавшей москвичей от «незаконных вооружённых формирований» и, в то же время, якобы оказывавшей гуманитарную помощь блокированным в Доме Советов […]

Накануне штурма Дома Советов в «проельцинских» электронных средствах массовой информации распространялись материалы, содержавшие не только признаки разжигания социальной розни, но и призывы к силовому подавлению высших органов государственной власти Российской Федерации и оппозиции. Руководство Верховного Совета Российской Федерации, народные депутаты и их сторонники назывались преступниками, убийцами, которых необходимо подавить самым жестоким образом. В некоторых материалах использовались образы, на подсознательном уровне отождествлявшие сторонников Верховного Совета с опасными дикими зверями («оскаленные, озверевшие морды»). Распространялись призывы к насильственному свержению действовавшей Конституции Российской Федерации и высших органов государственной власти Российской Федерации».

«Комиссии были показаны видеоматериалы, снятые во время блокады Дома Советов Российской Федерации сотрудниками программы «РТВ-Парламент», которые свидетельствуют, что в период блокады Дома Советов Российской Федерации журналист газеты «Московский комсомолец» Холодов Д. неоднократно в сопровождении иностранных журналистов подходил с наружной стороны оцепления к сторонникам Верховного Совета, выбирал наиболее малокультурных, плохо одетых и неуравновешенных пожилых женщин из «Трудовой России», вызывал их на матерную брань и другие экстремистские проявления, которые снимались на видеокамеру». Есть и другие подобные свидетельства: «Возвращаясь, у «Баррикадной» вижу, как делаются провокации. К группе наших подходит некто и что-то им говорит. Его сердито отталкивают, он картинно падает и неторопливо катается по мостовой. Всё это снимает телеоператор.

 - А, вот оно что! - кричат наши. - А ну вставай, провокатор! И ты тоже вали отсюда со своей камерой, пока мы её не разнесли!

Оператор с гадливой улыбкой исчезает, и через 40 минут я всё это уже вижу в «Вестях»».

В докладе Комиссии приведены примеры статей, помещённых в «Московском комсомольце» с 22 сентября по середину октября 1993 г., резко направленных против Дома Советов. Прочие статьи, одобряющие разгром ДС, взяты Комиссией из сборника «Москва. Осень-93. Хроника противостояния».

«Информационную поддержку антиконституционным действиям Ельцина Б. Н. оказывали и другие столичные многотиражные газеты, в том числе – ориентированные, в первую очередь, на более интеллектуального, рационально мыслящего читателя, и потому сохранявшие в публикуемых материалах имидж беспристрастных, объективных наблюдателей и аналитиков». Так лестно Комиссия отозвалась о газетах «Аргументы и факты» и «Коммерсантъ-Daily».

Сторонников ДС, конечно, волновала информация о возможном штурме. Здесь СМИ иногда подыгрывали слухам: «Ночью радио «Свобода» сообщило, что Л. присягнул выбить нас отсюда между 6 и 8 утра».

С одной стороны, пропаганда оказалась эффективной. «Телевидение показывало, что никого нет у Дома Советов (ДС), а в самом здании засели одни бандиты [...] Bся наша гласность свернулась, и телевидение и радио, - в одну дуду, только точка зрения президента, никакой иной позиции, околокоммунистическую прессу просто позакрывали, в Городе невозможно было получить никакой информации, в Москве хоть листки какие-то ходили. В былые времена Би-Би-Си можно было послушать, а тут и они в ту же дуду». А. Н. Тарасов, напротив, считает, что контроль над СМИ вызывал раздражение у населения. С другой стороны, он не был полным: «По радио и ТВ противоречивые сообщения. То какие-то силы (военные) перешли на сторону Верховного Совета (плюс матросы с Северного флота!) То это опровергается […] Какое-то радио сообщило, что Ельцина разбил паралич […]».. «Независимая Газета» в дни конфликта критиковала обе стороны, давала слово и представителям Дома Советов, и другим противникам Кремля, таким, как А. Д. Синявский. Закрытие «Российской газеты» подверглось критике в прессе. Руководитель «Демократической России» Л. А. Пономарёв потом жаловался, что обращение митинга демороссов 26 сентября не было передано по ТВ, зато оно подробно освещало выступления «Трудовой Москвы», РКРП, ФНС. В передачу «Выбор-2000» пригласили И. О. Малярова.

Отмечается также критическая по отношению к Кремлю позиция А. М. Любимова и А. В. Политковского, проявившаяся не только в ночь на 4 октября, но и 1 октября в программе «Взгляд». 2 октября Политковский пригласил в программу ветеранов спецназа, предостерегавших от штурма ДС, поскольку его защищали профессионалы. К. Н. Боровой в ночь на 4 октября упрекнул Политковского, не называя фамилии, в том, что он «раскручивал Руцкого», пытался найти в его позиции что-то правильное. Известный журналист В. М. Вильчек полагал, будто программа призывала не выбирать меньшего из двух зол, а ориентироваться на третью силу – Н. Н. Гончара. «Московские новости» в дни конфликта напечатали статью М. С. Горбачёва, раскритиковавшего действия Ельцина за неконституционность. 3 октября в 22. 45 радио Би-Би-Си сообщило об обращении Горбачёва к Ельцину с предостережением от использования в конфликте вооружённых сил. Сразу после этого Горбачёв повторил призыв вывести все войска из Москвы (когда они ещё не были введены – А. З.) по радио «Эхо Москвы» и предложил «пытаться всеми силами правопорядка» нормализовать положение, иначе в Москве будет хуже, чем в Сараеве.

В Москве представители обоих лагерей сделали выбор заранее и черпали сведения из симпатизирующих своему лагерю источников информации:

«(24 сентября) В ходе опроса приходилось включаться в беседу с опрашиваемыми, выслушивать их аргументацию и доводы, почему они решили высказаться в поддержку той или иной ветви власти. Аргументация чаще всего сводилась чуть ли не к дословному цитированию материалов или сообщений из «Вестей», ТВ-Останкино, «МК», «Радио России», «Правды», «Советской России» - в зависимости от позиции, занимаемой опрашиваемыми. Сторонники исполнительной власти повторяли тот же бред об оружии, раздаваемом у «Белого дома» бомжам, пьяницам и чеченцам, хотя сами опрашиваемые ни разу там не были. Даже не прислушивались к возражениям с моей стороны. В ответ раздавались реплики: «Вы не могли видеть всего того, что происходило в здании ВС и вокруг него, а в «Новостях» («Вестях») врать не будут». Сочувствующие оппозиции, наоборот, высказывали сомнение в правдивости информации, идущей по радио и ТВ. Но и те, и другие не изъявляли желания куда-то идти и кого-то защищать (число потенциальных активных «защитников» в каждой из указанных категорий составило по данным опроса не более 2%)».

Но газеты «Правда» и «Советская Россия» уже тогда поддерживали КПРФ. В результате «Знакомство с «Правдой» и «Советской Россией» показывает, что оба издания занимали последовательную антикремлёвскую позицию, но никаких конкретных предложений на их страницах вы не найдёте. Не найдёте даже в порядке информации рассматриваемых обращений А. В. Руцкого (с призывом к митингу 26 сентября и всеобщей стачке 27 сентября – А. З.) Это даёт основание думать, что никаких конкретных решений, связанных с организацией общемосковского митинга и всеобщей стачки, ЦИК КПРФ не принимал». Итак, обе газеты не представляли большой опасности для Кремля. Поэтому они выходили во время противостояния, хотя Г. З. Иоффе не нашёл их в киосках. Он также отметил другой приём кремлёвской пропаганды. «На ТВ цензура очевидна: музыка, спорт, мыльные оперы». В конце противостояния пресс-служба Президента РФ, обосновывая, что Кремль не против свободы слова, перечислила до сих пор не запрещённые газеты оппозиции. Иной оказалась ситуация с еженедельной газетой «День». Она была закрыта 27 сентября. Очевидно, это стало реакцией на выход в свет номера 38 (118), на котором стояла дата «24-30 сентября 1993 г.» Её передовица гласила: «Ельцин – вне закона!» Подобные лозунги, равно как и принятое Верховным Советом предложение С. Н. Бабурина ввести смертную казнь для должностных лиц, поддержавших переворот, лишь имитировали борьбу за восстановление законности, в действительности отталкивая от ДС его сторонников. Впрочем, в обращении Б. Н. Ельцина к москвичам, прозвучавшем в выпуске «Вестей» 3 октября 1993 г. в 23.05, говорилось то же самое: организаторы восстания «поставили себя вне закона и вне общества». В той же программе было предоставлено слово двум депутатам ВС, один из которых заявил, что Б. Н. Ельцин «объявлен вне закона» и должен сложить оружие. Впрочем, начал всё же Ельцин: в ночь на 20 августа 1991 г. от его имени вышел указ, где констатировалось, что члены ГКЧП «и их сообщники […] поставили себя вне Закона». По иронии указ составлялся в аппарате вице-президента РСФСР А. В. Руцкого.

Р. И. Хасбулатов утверждает, что с начала конфликта надеялся только на зарубежные СМИ, но те не оправдали надежд, ориентируясь на свои посольства и российских журналистов.

На телеканалах «на долю оппозиции оставалась только передача «600 секунд», превратившаяся почти что в коллективного организатора полемики». В. Г. Уражцев уже 23 сентября назвал её единственным объективным СМИ и предложил широко её использовать. В дни конфликта её вёл А. Г. Невзоров. А. В. Островский недоумевает, почему «600 секунд» не закрыли в сентябре. У «Иванова» есть объяснение, не относящееся к теории заговора: «Утром (28 сентября) узнали, что вчерашним распоряжением министерства печати газета «День» действительно закрыта. Но Невзоров смог в понедельник вечером выйти в эфир и сказать всё, что нужно. В тот день закрыть «НТК 600» помешала Белла Куркова. […] Думаю, в том, что массового расстрела не произошло в ночь с 27 на 28 сентября, основную роль сыграл выход «600 секунд». […] Поступила информация, что нас поддерживают субъекты Федерации, и по инициативе Илюмжинова вчера, 27 сентября, они приняли совместное обращение по этому поводу. Требуют от Ельцина включить свет, дать тепло, воду и связь в «Белый дом». Всё это передал на всю страну Невзоров в «Секундах»». В пятницу 1 октября 1993 г. в последнем выпуске программы не прозвучало слова «Ельцин». Гнев ведущего был направлен прежде всего на милицию и Ю. М. Лужкова. Показали президента Калмыкии К. Н. Илюмжинова, заявившего, что он остаётся для работы в Белом Доме как народный депутат, и назвавшего Верховный Совет и Съезд народных депутатов единственными легитимными органами власти в России. Сам Невзоров продемонстрировал якобы «записку Полторанина о необходимости главным редакторам СМИ спокойно отнестись к событиям, которые «могут произойти в Москве 4-го октября, и не драматизировать их последствия»». На самом деле на экране была показана авторизованная машинопись: «30. 09. 93 г. во второй половине дня в помещении ТАСС состоялось совещание СМИ и редакторов газет под руководством Полторанина М. Н. и Медведева М. П. На совещании присутствовали представитель (вставка: «пресс-службы») Президента. Полторанин отметил следующее:

Очень мало приводится позитивных результатов по эффективности реформ, проводимых Президентом. Необходимо более материалов об (так! – А. З.) о трудовых успехах, об уборке урожая (вставка: «и т. д.»)

Нужны положительные отклики на политику проводимую Президентом. Но необходимо помнить, что эта работа проводится в особых условиях - имеется в виду «что кроме свободы слова есть еще вещи более важные», поэтому прошу Вас очень спокойно принять очень спокойно принять событыя (так! – А. З.), которые произойдут 04. 10. 93 г.» Подпись: «Координационный Совет Съезда народных депутатов, Председатель Харитонов Н. М. Москва 30. 09. 93» (пунктуация сохранена – А. З.)

Автор текста в 2004 г. выдвигался в президенты России от КПРФ, а в 1993 г. ещё в ней не состоял. Во всяком случае, информация вновь поступила из вторых рук.

Невзоров попросил комментариев у генерала КГБ А. Н. Стерлигова. Тот ответил: «По нашим сведениям, Лужков, по-видимому, собирается применить свои незаконные формирования для штурма Белого Дома, и, видно, режиму ничего больше не остаётся, потому что армия нейтральна (так и было – А. З.), режим не поддерживает, Министерство безопасности также не поддерживает». Но в случае попытки штурма ДС силовые структуры, по мнению Стерлигова, перейдут на сторону парламента, что полезно знать «Лужкову и другим». Ведущий программы тоже не особо беспокоился по этому поводу, справедливо заметив через несколько минут, что 1 октября ситуация успокоилась и «появилась вера в скорую и бескровную развязку». Закончил он словами о защитниках ДС – они отказываются сдавать оружие, т. к. в этом случае «будут либо перестреляны, либо арестованы». На переговорах в Свято-Даниловом монастыре Патриарх Алексий II высказал мнение: «страсти, ненависть и противостояние – это вчерашняя передача «600 секунд» всё время муссировала».

2 октября журналисты НТК-600 снимали беспорядки на Смоленской площади, но показать их могли только 4-го (т. е. никогда). Невзорова же в ночь на 4 октября задержали около Зеленограда, когда он ехал в Москву, причём арестовывали его около 30 человек. 20 лет спустя он поделился подробностями: якобы с Невзоровым ехали рижские ОМОНовцы и другие «блистательно храбрые» люди в нескольких автомобилях, арестовали только Невзорова, остальных отпустили, «они пробрались <в Москву>, но существенно потеряли в численности и оружии». Создаётся впечатление, что в трагедию вмешался фарс и всё обошлось без последствий.

Известный тележурналист В. К. Молчанов 30 сентября собирался снять интервью с А. С. Куликовым. Тот предложил журналисту ещё слетать на Новую Землю. Молчанов отказался. По его позднейшим предположениям, «Куликов что-то знал, либо предполагал, что что-то нехорошее будет, и, может быть, не хотел, чтобы я это снимал». Молчанов утверждает, что снял фильм о событиях 4 октября и послал Куликову. Тому не всё понравилось, но он поблагодарил за правдивость.

Высказывалось сожаление, что МВД во время конфликта не проводило брифингов для журналистов, 5 октября пресс-конференции тоже не было, только 7-го. Тем не менее 1 октября состоялась пресс-конференция с участием В. В. Огородникова и В. И. Панкратова в мэрии Москвы. 6 октября Панкратов дал пресс-конференцию на Петровке, 38.

2 октября 1993 г. участники переговоров в Свято-Даниловом монастыре дружно критиковали их освещение в СМИ. Патриарх Алексий II посетовал на отсутствие сообщений о пресс-конференции митрополита Кирилла. Сам митрополит раскритиковал новостные передачи по ТВ: новости из Финляндии на фоне полного молчания о пресс-конференции. Филатов и Лужков поправили – всего 20 секунд в новостях отвели пресс-конференции митрополита, но пресс-конференцию Зорькина показали. Патриарх возмутился сообщением в вечерних «Вестях», что снова состоялась его встреча с Президентом (Ельциным – А. З.) «Я не ездил никуда». О. Н. Сосковец вскоре успокоил Святейшего: около полудня передано опровержение по российскому телевидению и по «Радио России». В конце переговоров 2 октября митрополит Кирилл порадовался: «Замечательная передача девятичасовая «Новости», сбалансированная. И пресс-конференцию показали. Точно так, как мы подали информацию, так она и показана».

Важнейшую роль в конфликте СМИ сыграли при освещении событий 3 октября. Стиль подачи информации до и после отключения федеральных телеканалов различался.

«В момент деблокады Белого Дома российское радио уже величало демонстрантов «восставшими», а тех, кто в них стрелял, - «лицами в милицейской форме».

«Сидел дома, услышал по радио, что наши начали прорыв блокады ВС. Сообщения поступали одно за другим. Прорваны ментовские заслоны на Крымском мосту, вышли к мэрии, войска уходят от здания ВС, Софринская бригада переходит на сторону ВС. На первом канале передачи прекратились, по российскому показывали мультик (кажется, что-то про фигурное катание), пошла бегущая строка, что передачи прерваны ворвавшейся на телецентр толпой. Включаю радио, радостные вопли кого-то из ельциноидов, «Останкино» отбили. Что-то про то, что военные за них, чётко отложилось упоминание о бригаде МВД, которая уже вышла из Тёплого Стана».

Сообщения о переходе 200 военнослужащих дивизии им. Дзержинского на сторону ВС были быстро растиражированы и опровергались уже 3 октября в выпуске «Вестей» в 23.05.

«Ближе к четырём часам дня включил «Эхо Москвы». Передавали сообщение собственного корреспондента из района Смоленской площади о сооружаемых там баррикадах, пожарах и стычках между ОМОНом и митингующими. Приехав домой, посмотрел в 18-45 «Новости» по ТВ-Останкино. Передали сообщение о введении чрезвычайного положения в Москве Указом Президента. Показали отдельные эпизоды прорыва. Удивило то, что демонстрантов оппозиции не обзывали «красно-коричневыми» и другими нелестными эпитетами, как это практиковалось последние два года. Более того, диктор сообщил, что во время столкновений демонстрантов с омоновцами первые ограждали последних от избиений, когда те оказывались поверженными наземь или попадали в безвыходную ситуацию (показали эпизод с омоновцами в автобусе). Примерно в 19-30 отключили I-й и IV-й каналы ТВ-Останкино. По московскому каналу шла передача «Русский дом», которую вёл Крутов. Ближе к 20-00 по второму каналу РТВ сообщили о штурме ТВ-Останкино и введении режима ЧП в Москве. Зазвучали привычные термины: «красно-коричневые», «путч», «бандиты» и так далее. Обозреватель «Вестей» Сванидзе произнёс весьма примечательную фразу, смысл которой сводился к тому, что «красно-коричневые» наконец-то раскрылись и сейчас к ним можно будет применить самые жёсткие меры. По радиостанции «Эхо Москвы» сообщили, что атаки боевиков на ТВ-Останкино отбиты, имеются убитые и раненые».

В. И. Куцылло* (здесь и далее - признана в РФ иностранным агентом) также смотрела выпуск новостей, начавшийся в 18.45, и не заметила признаков перехода на сторону восставших. ««Останкино» показывает само себя: какие-то десантные части на пятом(здесь и далее - признана в РФ иностранным агентом)  этаже […] Говорят, что бои идут на первом этаже, «но нас есть кому защитить». Терминология «бывшие народные депутаты», «бывший Съезд» осталась – значит, пока Ельцин у власти. «Президент ввёл в Москве чрезвычайное положение»». «И. Иванов» утверждает, что в одном и том же репортаже (приблизительно после 18 ч. – А. З.) радио «Маяк» назвало демонстрантов боевиками, захватившими мэрию, и спустя 8 минут – восставшим народом, пришедшим за правдой в «Останкино». А. Н. Тарасов не сомневается в сервильности центральных телеканалов. По его наблюдениям, днём 3 октября они отзывались о восставших лояльно, сообщив, в частности, о переходе на сторону парламента милиции и дивизии им. Дзержинского, что потом опровергли официальные лица.

В. Васильев (не командир Софринской бригады, а скрывающийся под псевдонимом правительственный чиновник!) считает смену тона СМИ в течение 3 октября спланированной:

«Президентской стороне необходимо было создать впечатление, что информационная блокада возникла против её желания по вине Белого дома. Работа средств массовой информации после 21 сентября 1993 г. показала, что президентской стороне с каждым днем было всё труднее их контролировать. Многообразие телевизионных каналов и печатных изданий позволяло противникам президента, хоть и скупо, но доносить свои взгляды до населения России и зарубежья. Выходили «Российская газета», «Правда», «Советская Россия». Работало «Политбюро», «600 секунд», «Подмосковье». Президента критиковали, предлагали свои, отличные от его и его окружения планов, рецепты выхода из политического кризиса. Всё реальнее становился «нулевой вариант», широко пропагандируемый в СМИ сторонниками невыгодного президенту компромисса. Появление в СМИ, и в первую очередь в телеэфире сколько-нибудь альтернативной информации при развёртывании запланированных президентской стороной силовых действий в отношении Верховного Совета надо было предотвратить. Именно поэтому президентской стороне гораздо выгоднее было максимально сократить количество работающих каналов телевидения. Отметим и то, что силовые действия начались именно в те дни, когда не выходят газеты. Поэтому и вторую цель «штурма «Останкино»» можно считать достигнутой с того момента, когда для подавляющего большинства москвичей единственным источником информации стала резервная студия российского телевидения. Президентская сторона установила монополию на подачу информации. И тем самым получила уникальную возможность посредством селективной подачи информации манипулировать поведением москвичей. Это была третья, и самая главная цель: направление в нужное для президентской стороны русло поведения масс и их отношения к происходящему».

Начиная с отключения телеканалов, успехи восстания преувеличивались. Наиболее полную картину раздувания паники 3 октября 1993 г. сторонниками Кремля дал А. В. Островский.

«Большинство средств массовой информации было вовлечено в обеспечение «чёрной пропаганды» в интересах мятежников. По каналам РИА-ТАСС и «Интерфакса» распространялись изобретённые кем-то вымыслы, что «боевики» захватили первый этаж телецентра (хотя они не проникли дальше вестибюля в цокольном этаже), что телецентр охвачен пламенем (хотя сгорела площадь примерно трёхкомнатной квартиры), что бой идет у аппаратных, откуда ведётся вещание (хотя для такого утверждения не было вообще никаких предлогов). Около 21-22 часов сообщалось о «второй волне» штурмующих, поддерживаемых БТРами, которые идут в атаку на телецентр. Прямая ложь: ни один БТР не поддерживал людей, которые в это время пытались укрыться от автоматно-пулемётного огня, не помышляя ни о каком «штурме». БТРы же в это время выискивали прожекторами «цели» и косили безоружных огнём крупнокалиберных пулемётов. Сообщения о штурме мэрии передавались даже в 21 час, причем из сообщения можно было понять, что штурм всё ещё продолжается (напомню, «штурм» мэрии занял 4-5 минут).

Пикетирование Генштаба в изображении средств массовой информации превратилось в с трудом отбитую попытку штурма...»

Корреспонденты радио «Свобода» А. Бабицкий и газеты «Комсомольская правда» А. Афанасьев сообщили, что на призыв демонстрантов «Братья, выходите, вам ничего не будет» из телецентра раздались выстрелы, гранатомётчик был ранен в ногу, сам выстрелил – и начался бой. На самом деле ранен был не гранатомётчик, но Бабицкого всё равно вскоре уволили за публичное осуждение расстрелов 3-4 октября. Правда, с началом чеченской кампании 1994 г. он вернулся на радиостанцию и стал поддерживать «борцов за независимость Ичкерии».

Радио «Эхо Москвы» в 21 час сообщило, что в телецентре горит угол здания. Руководят всей операцией Баранников (!) и Макашов. Ранены 100 человек, убиты 2. Адвокат Баранникова Д. Штейнберг утверждал, что его подзащитный, услышав эту дезинформацию в ДС по телевизору, выругался матом. В 22.20 Брагин по «Эху» успокоил слушателей: подошла бронетехника, и боевики рассеялись. «Я думаю, уже наступил перелом». Ведущий отметил, что бронетранспортёры стреляли в обе стороны. Брагин: «По их повадкам, по их действиям мы чувствовали, что эти бронетранспортёры пришли не в нашу защиту, а против нас».

«Вести», вышедшие в 20.00 3 октября, сообщили о захвате АСК-3. Б. Н. Ельцин зачем-то пишет, что «так искусственно сыграть (включение второго канала – А. З.) было невозможно», словно подтверждая подозрения о спланированности этой акции. В выпуске, вышедшем в 23.05, сообщалось о захвате только двух этажей телецентра, что якобы не имело большого значения. При этом в следующем выпуске, около 1 часа ночи 4 октября, было продублировано паническое заявление В. И. Брагина от 23 часов о идущей на телецентр второй волне атакующих, для отражения которой может не хватить сил, ибо мотострелки не приходят.

«Потом, когда пришёл домой, как раз телевизор включил, там - штурм, с применением тяжёлых пулемётов, гранатомётов, захваченный первый этаж… Хотя я думаю, что уже всё закончилось к тому времени». Самую нелепую ложь на эту тему выпустил в свет Б. Н. Ельцин: «К полтретьего ночи бой шёл прямо в здании телецентра».

Ю. Г. Федосеев помнит, как вечером 3 октября ТВ показывало «бойню» в Останкино. Видимо, аберрация памяти – бойня началась примерно в 19.10, а телевидение отключили менее чем через полчаса. Впрочем, в новостях 4 октября, начиная примерно с 1 часа ночи, уже показывали и кадры стрельбы и пожара в Останкино, и сообщали о большом числе убитых среди демонстрантов и наблюдателей. Но Ю. Голубицкий отметил «полное отсутствие в телерепортажах из «Останкино» фрагментов видеоматериалов, свидетельствующих об излишней, обстоятельствами не спровоцированной, жестокости защитников «Олимпийского»». В. В. Яков после расстрела в «Останкино» писал: «По радио – музыка и информация». Непонятно, какую радиостанцию он слушал. Так, радио «Маяк» для создания картины разрушения телецентра было отключено до полуночи.

«Тем временем «по «Эху Москвы» и российскому телевидению велась массированная пропаганда – страшная в своей талантливости. Апофеозом пропагандистского успеха Ельцина и его сторонников стало появление на экранах Григория Явлинского, одного из основных тогда политических конкурентов Б. Ельцина, заявившего о полной поддержке президента и требующего силовых мер в отношении Верховного Совета. […] Впрочем, пропрезидентские пропагандисты не гнушались пользоваться непроверенной информацией. Так, Лужков объявил, что Церковь предала Руцкого анафеме […]». В. Н. Листьев тоже заявил, что Алексий II предал депутатов ВС анафеме, а сам обвинил их в бесстыдстве и в том, что «их люди» убивают невинных людей. Л. М. Ахеджакова рассказала: «Сегодня третий день убивают милиционеров в Москве […] Сегодня на телевидении убили тёток, которые просто так, за какие-то копейки стерегли чужие пальто в гардеробе, […] мальчиков, которые просто стояли и пропускали, и в них гранатомётами». «Тётку» она увидела в телепрограмме живой и невредимой, и домыслила, что её убили. Вроде бы объективный журналист А. Г. Боровик в 3 часа ночи обвинил Хасбулатова в «массовых расстрелах в городе», а Руцкого – в убийстве около 12 тысяч мирных жителей Афганистана, что он, видимо, хочет повторить в Москве.

Многие гости студии РТР не были так экзальтированы. Они сразу же подверглись за это критике от журналиста «Известий». По его мнению, в ночной передаче Л. И. Ярмольник заявил, что его хата с краю. А. В. Политковский выпячивал своё «я». В. Н. Листьев пытался внести в разговор «нотки порядочности». В. Я. Ворошилов и А. М. Любимов красовались на экране. Впоследствии значение их голосов подверглось переоценке. «Мне запомнилось по крайней мере два нормальных - я подчёркиваю, не крайних, а нормальных - голоса. Это голос Владимира Яковлевича Ворошилова, которого я давно, и как мне кажется, неплохо знаю как человека весьма жёсткого, как человека весьма здравомыслящего. И второй - это, как ни странно, Лёня Ярмольник. Это была просто трезвая оценка того, что происходило. Они не вешали ярлыков, а просто дали свою оценку тому, что происходило. Нельзя превращать страну в кровавую бойню, нельзя развязывать гражданскую войну и что, на их взгляд, не всё было сделано и делается в настоящий момент для того, чтобы этого не произошло». А. Н. Тарасов даже считает, что А. М. Любимов, А. В. Политковский, П. Н. Мамонов, отказавшись призвать граждан выйти к Моссовету, предотвратили кровавые столкновения на Тверской. Того же мнения и Р. И. Хасбулатов, дающий непонятные ссылки.

Аналогичный «взглядовцам» призыв, но с противоположным эффектом, сделал Г. А. Зюганов. В ночь на 4 октября он отмежевался от участия в массовых беспорядках и заявил, что коммунистам в ДС делать нечего. По мнению священника В. И. Кузнецова, в случае противоположного призыва у ДС утром 4 октября «было бы не около 5-7 тысяч людей, а хотя бы тысяч 30-35», и, по признанию «самих демонов», они «не посмели бы расстрелять такую массу людей». В позиции автора сомнительно всё: и убеждение во влиянии Зюганова на массы, и предположение, что призыв поддержать восстание пропустят в прямой эфир, и мнение о боязни в Кремле большого количества жертв – 4 октября никто не убирал толпы зевак от ДС. Но, несомненно, выступление Зюганова помогло Кремлю. Очевидно, его допустили к эфиру, заранее зная о его «благоразумии». Вполне доброжелательные биографы Зюганова пишут о двух (!) его выступлениях по телевидению 3 октября с призывами сохранять спокойствие, не поддаваться на провокации, не применять силу. Возможно, авторы перенесли обращение 1 октября на 3-е.

В. И. Брагин не оставил сомнения в своей позиции: «Уже высказываются домыслы, что я, дескать, выжидал, чья возьмёт. Ничего подобного. В ту ночь я дал интервью «Свободе», «Эху Москвы», в которых чётко и прямо заявил о своем отношении к мятежникам, назвал их преступниками и бандитами». Вскоре он дал по собственной инициативе интервью корреспондентам «Московского комсомольца», «Известий», «Курантов» - наиболее непримиримо настроенных по отношению к Дому Советов изданий.

Несмотря на здравомыслящие голоса, ночную телепропаганду можно считать успешной. Её дополнением стали захваты редакций оппозиционных газет, в том числе уже закрытых. А. Д. Цыганок вспоминает: «Между часом и двумя ночи я стал высылать дружинников на закрытие газет «Советская Россия», «День», «Правда», «Литературная Россия», «Пульс Тушина». Мне докладывали, что все прошло очень спокойно […]». По данным журнала «Век ХХ и мир», редакции оппозиционных СМИ были захвачены только днём 4 октября. В связи с этим можно отметить, что А. Д. Цыганок показал себя ненадёжным свидетелем. Правда, современный автор тоже пишет о захвате редакций «Советской России», «Дня» и других оппозиционных газет в ночь на 4 октября, но его в это время не было на свете. Вот что сообщали информагентства 4 октября из Москвы: «10.55. По решению штаба обороны города сформированы отряды по закрытию газет «Русский вестник», «Путь», «Правда», «Советская Россия», «Рабочая трибуна», «Красная Пресня», а также штаб-квартиры Союза офицеров. В группах насчитывается от 20 до 60 человек. Автобусы с каждой группой отправились 20 минут назад по заданным адресам.

По поводу газеты «День» член штаба, просивший не называть его имя, заявил: «Пусть лучше милиция разбирается»». Её главный редактор А. А. Проханов вспоминает, что в редакцию «Дня», по-видимому, 4 октября «пришли люди с автоматами, перевернули всё верх дном и сфотографировали мой кабинет с подброшенной статуей Гитлера на столе». Проханов 3 дня скрывался в Рязанской области. «11.40. Газеты «Советская Россия» и «Рабочая Трибуна» закрыты. По сообщению посыльного одного из отрядов штаба обороны города в редакциях газет находятся наряды милиции с автоматами». До издательства «Правда» добрались чуть позже. Решение было сразу пересмотрено только по «Литературной России», о которой речь впереди.

4 октября обстрел Дома Советов показывали в прямом эфире. Почему? По мнению сторонников ДС, задача телевидения сменилась с дезинформации на устрашение. Просматривая запись событий 4 октября, доступную в Интернете, я не обнаружил ужасов. Скорее наоборот, какие-то странные события развиваются в замедленном темпе. Правда, в новостях 1-го канала днём сообщили, что убитых может быть более 500, но в контексте «военные опровергают эти слухи». Мне неизвестны случаи, чтобы сторонник Ельцина за один день 4 октября 1993 г. стал его противником (это относится и ко мне). Например, Б. Ш. Окуджава дал понять, что наблюдение за обстрелом Дома Советов не вызвало у него жалости к его защитникам.

Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» в мемуарах отвергает обвинения в том, что «мы придерживались определённой позиции». А. А. Венедиктов пишет, что нигде парламентская сторона не имела столько эфира, как на «Эхе Москвы». В эфир выходили и представители Патриархии, и Конституционного Суда. Апофеозом журналистской свободы стала трансляция в прямом эфире 4 октября отчаянных призывов А. В. Руцкого. И Венедиктов, и Ельцин упростили их до слов: «Бомбите Кремль!» На самом деле Руцкой, в частности, сказал: «Если слышат меня лётчики — поднимайте боевые машины. Эта банда засела в Кремле и в министерстве внутренних дел и оттуда ведёт управление». Пожелай лётчики выполнить просьбу, они скорее разбомбили бы здание МВД, поскольку отыскать «банду» в Кремле затруднительно. Венедиктов оправдывался тем, что через 10 минут пустил в эфир А. Б. Чубайса со Старой площади.

«Литературная газета» привела список 42 журналистов, пострадавших за всё время противостояния в Москве, из них 7 были убиты. В. Н. Снегирёв пишет, что вечером 3 октября (наверное, в седьмом часу) «приятель из одной крупной российской газеты» сообщил ему: «Мне шепнули, что сегодня днём кто-то обзвонил все иностранные корпункты и рекомендовал иностранным журналистам не появляться в Останкино. Посмотри: здесь одни стрингеры» (нештатные сотрудники - А. З.) Потрясающая недостоверность источника: журналист пишет, что неназванный журналист ему сказал, что кто-то неназванный ему шепнул, что кто-то неизвестный всех обзвонил. Кроме того, сообщение противоречит многочисленности иностранных новостных компаний, представленных у телецентра. В. И. Анпилов попытался перечислить страны, перед журналистами которых он выступал в Останкино: «Венгрия, Германия, Бразилия…». Для фотографа «Нью-Йорк Таймс» О. Пола Москва стала первой горячей точкой. Его спас из-под огня француз Алекс Влассов, обеспечивавший безопасность операторов Эн-Би-Си. Австралиец С. Джоуб был свидетелем расстрелов и в Останкино, и у Дома Советов. В Останкино был убит известный североирландский журналист Р. Пек, работавший тогда на немецкую компанию ARD, и смертельно ранен оператор французской телекомпании TF-1 И. Скопан, проработавший в компании почти 20 лет, т. е. не стрингер. Более того, Бузгалин и Колганов отмечают, что «на площади» (видимо, всё-таки на ул. Академика Королёва – А. З.) вели съёмки только иностранные операторы. В. И. Брагин запретил выдавать переносные камеры российским журналистам и операторам, мотивируя соображениями безопасности.

После подсчёта убитых и раненых иностранцев у «Останкино» становится понятно, почему перед расстрелом Дома Советов из него были отозваны иностранные журналисты. М. Борисенко пишет: «Около часа ночи как по команде смыло всех журналистов», в более поздней версии рассказа: «Около двух часов ночи как по команде смыло всех журналистов […] Всё говорило о поспешности бегства журналюг». Профессиональная журналистка уточняет: «Мацусима-сан совещается по телефону с агентством. От японского посольства приказ – уходить. Он приглашает нас к себе в номер в гостинице «Украина»: «Оттуда всё будет видно…»»; «А корреспондентов почти не осталось. Как говорят, Дима из РИА ушёл часов в пять ночи. Си-эн-эновцы – примерно во столько же». Напомним, что атака началась в 6.43. При этом остались «Петра […] – из какой-то из наших бывших братских стран. Игорь Малов – он на немцев работает, на кого точно не помню». Сама В. И. Куцылло* получила от начальства (редакции газеты «Коммерсантъ-Daily»?) противоположный приказ: «Никуда не уходить, один внутри, один на улице». Остался в ДС и чех В. Лавичка. Всего перед капитуляцией в здании оказались 66 журналистов, почти половина из подразделения пресс-службы ВС «РТВ-Парламент». Однако трансляция событий у Дома Советов 4 октября была отдана репортёрам CNN. По мнению одного из них, к началу октября только эта компания имела выход во внешний мир из БД, хотя 2 октября в здание пустили всех желающих журналистов. Они уже 2 октября вечером показали побоище на Смоленской площади, 3 октября снимали бой у Белого Дома. Их монополию на телекартинку О. М. Попцов объясняет естественными причинами: якобы у отечественных телекомпаний «не существовало съёмочной площадки в пределах видимости на соответствующей высоте», и приписывает себе решение показывать трансляцию CNN по второму каналу. К тому же вечером 3 и в ночь на 4 октября CNN брало интервью у самых разных российских политиков, в т. ч. Анпилова. Руцкой потребовал отставки и уголовного наказания Ельцина. Экономист Т. И. Корягина в 17 часов предсказала падение режима Ельцина через час. Воронин после переговоров в Свято-Даниловом монастыре, т. е. после 20.30, по его подсчёту, назвал главной проблемой переговоров «то, что другой стороны уже не существует» (и это после сообщений о стрельбе в Останкино? – А. З.) Сторонники Ельцина, пожалуй, получили больше эфирного времени. Министр госбезопасности по версии Кремля Н. М. Голушко опроверг сообщения о переходе военнослужащих внутренних войск на сторону ВС. Несколько раз выступил В. В. Костиков, объяснивший первоначальные успехи восставших наличием на их стороне людей с военным опытом. Дал интервью и С. А. Филатов. По словам Костикова, вечером 3 октября он договорился о поставке информации с 2 телекомпаниями – американской и японской, американскую мы можем угадать. 6 октября работники новостной компании подытожили: «Вообще, пока нас пускают везде». 4 октября одного из корреспондентов CNN отозвали из ДС ради его безопасности всего за час до капитуляции – значит, он туда ходил во время обстрела. Репортёры компании восприняли Москву как горячую точку, не сильно отличающуюся от других. Но это послезнание, а до капитуляции ДС никто не мог быть уверен, что дело не кончится всеобщим истреблением. 4 октября у ДС были убиты только российские журналисты. Может быть, сотрудникам CNN были даны какие-то гарантии безопасности? Впрочем, перед капитуляцией ДС в него впустили и французских журналистов. Показ картины происходящего на телеэкран из единственного источника давал возможности манипулировать информацией. А. В. Островский называет показанную 4 октября сцену сдачи Руцкого и Хасбулатова монтажом. Причины фальсификации мне непонятны: с ними никто не братался и никто их не пытал.

Поведение А. В. Руцкого 3-4 октября легко было использовать для дискредитации всех защитников ДС. 5 октября все российские телеканалы показали любительскую видеосъёмку Руцкого, вызывающего самолёты. «Эхо Москвы», передавшее обращение Руцкого в прямом эфире, 5 октября дало в эфир запись его беседы с В. Д. Зорькиным 4 октября, где Руцкой просил пригласить в ДС иностранный дипломатический персонал для спасения находящихся под обстрелом. Ещё одна странность его поведения не была тогда отмечена: А. В. Руцкой после капитуляции не произнёс прощального слова, в отличие от Р. И. Хасбулатова, и не отдал приказа о прекращении сопротивления. Экзотическую версию произошедшего выдвинул на 1-м канале телевидения Л. А. Радзиховский: путч 3 октября организовали фирма СЕАБЕКО, бизнесмены Б. И. Бирштейн и Д. О. Якубовский. Е. В. Савостьянов 5 октября во «Взгляде» сообщил: была третья сила, рвавшаяся к власти.

С. Н. Бабурин после рассказа об истерике Ельцина от того, что Бабурина освободили, признал: «Через сутки (после освобождения, т. е. 6 или 7 октября – А. З.) я уже дал пресс-конференцию в международном пресс-центре, распространил заявление съезда и сказал правду, ту правду, которая была мне известна о событиях 3-4 октября. Надо отдать должное: средства массовой информации, и не только зарубежные, пропускали объективную информацию. Это помогло сохранить страну от большого террора». В. Б. Исаков полагает, что первую пресс-конференцию о судьбе вышедших из ДС дала его жена 5 октября в редакции газеты «Советская Россия». «Материалы с этой пресс-конференции опубликовали многие зарубежные газеты».

Победа Кремля была немедленно отмечена стрельбой по издательству «Московская правда», которую вели, конечно же, неустановленные якобы «руцкисты» вечером 4 октября со стороны метро «Улица 1905 года» и с крыши универмага. После полутора часов стрельбы руководители издательства, опасаясь повторения, решили работу не возобновлять, и выпуск газет 5 октября оказался затруднён. Журналисты «Московского комсомольца» с гордостью заявили о нападении конкретно на них, но мотив обстрела издательства остался загадкой. Аналогичное нападение на здание ИТАР-ТАСС в ночь на 5 октября было отбито; пленный из Таманской дивизии показал, что его группа имела приказ обстрелять несколько объектов в Москве с целью дестабилизации обстановки в центральной части города. Но 5 октября всё успокоилось. В этот день возобновился выпуск «Российской газеты», переподчинённой правительству и ставшей совершенно сервильной. В. С. Черномырдин назначил газете нового главного редактора ещё 29 сентября, распоряжение об этом пришло в редакцию 1 октября. По словам Р. И. Хасбулатова, прежнего редактора В. Логунова 5 октября вывели из редакции под дулами автоматов. В тот же день в программе АТВ «Пресс-клуб» потребовали свободы для запрещённых изданий, но вернули только «Рабочую трибуну». Более маргинальные оппозиционные СМИ также подверглись некоторым репрессиям:

«14 октября 1993 года решением Министерства печати и информации были официально запрещены следующие издания за использование материалов, которые «значительно усилили дестабилизацию обстановки во время массовых беспорядков в Москве:

«День» (вышла под новым названием «Завтра»), «Гласность», «Народная правда», «За Русь», «Националист», «Русское дело», «Русское воскресенье», «Русские ведомости», «Русский пульс», «Русский порядок», «Русское слово», «Московский трактор», «Русский союз», «К топору!».

Против них были заведены уголовные дела, так же, как и против программы новостей телевидения Санкт-Петербурга «600 секунд». Издание «Рабочей трибуны», «Правды» и «Советской России» было приостановлено. «Рабочая трибуна» стала вновь выходить через три дня. Министерство печати и информации совершенно иначе отнеслось к другим двум газетам, как утверждают, выставив условия для возобновления их выхода, в том числе – изменение названия, перерегистрация и замена главных редакторов. «Правда» всё же вышла 2 ноября 1993 года после достижения компромисса с Министерством, но потом опять перестала выходить из-за финансовых проблем. Она вновь появилась только 10 декабря 1993 года, за два дня до проведения выборов...

«Независимая газета», вынужденная пройти перерегистрацию после роспуска ее учредителя, Московского городского Совета, столкнулась в этом деле с трудностями, потому что редакционная коллегия отклонила две кандидатуры на статус учредителя, которые были предложены сверху. 4 ноября 1993 года в соответствии с Законом о средствах массовой информации России учредителем газеты стала сама редакция.

Контроль за парламентской «Российской газетой» и над парламентской студией РТВ перешел в руки правительства. В типографиях ряда газет появились цензоры, также как в информационном агентстве ИТАР-ТАСС и на телевизионных студиях. Следующие издания вышли с пробелами вместо снятых цензурой материалов: «Независимая газета», «Сегодня», «Московская правда», «Коммерсантъ-Daily» и «Литературная газета»». Современный автор уточняет: против «Гласности» не было возбуждено уголовного дела, газета просто не прошла перерегистрации. Газете «Русский вестник» было предложено «пересмотреть концепцию издания и пройти перерегистрацию». Газета вскоре вышла вновь, не пересмотрев концепции.

«Общая газета» открыла публике, что не понравилось цензорам: протесты против цензуры (!), анализ политической ситуации, сообщения о растерянности в Кремле вечером 3 октября, перепечатка критики Кремля кемеровским губернатором А. М. Тулеевым, статья о загрязнении воздуха в Москве химическими предприятиями (!).  Газета «Кузбасс» за публикацию мнения своего губернатора Тулеева вообще была закрыта, как и орган РКРП в Санкт-Петербурге «Народная правда». 7 октября разрешённые газеты вздохнули свободно – цензуру отменили. Говорят, что против неё выступал Полторанин. Неожиданно министром печати был назначен не он, а В. Ф. Шумейко.

«Советская Россия» возобновила выпуск в середине декабря 1993 г., оставшись прежней, хотя поначалу от неё требовали сменить буквально всё. Газета «День» выходила под названием «Согласие», пока не остановилась на названии «Завтра» (пришлось переучредить газету). Больше её не пытались закрыть, хотя эпатажный тон заголовков и некоторых текстов не изменился. В октябре 1993 г. «антилиберальная» пресса была представлена (по крайней мере, в Москве) только газетой «Литературная Россия». 4 октября в её редакцию пришли два десятка якобы «уполномоченных мэрии», заявивших, что тут «штаб», тут не «Литературная», а «Демократическая Россия». 5 октября сотрудники редакции стали выяснять, что случилось, им сказали: «произошло недоразумение». Убрав следы погрома, редакция возобновила работу. В тот же день «Известия» опубликовали «письмо 42-х представителей интеллигенции», где среди смелых предложений вроде признания нелегитимным Конституционного Суда, закрытия программы «600 секунд» затесалась и просьба закрыть «Литературную Россию». Её не исполнили, тогда появилось «письмо 9-ти представителей интеллигенции» с призывами закрыть газеты «Литературная Россия», «Московский литератор», журналы «Кубань», «Наш современник», приостановить деятельность Союза писателей РФ и его московского отделения. Но власти решили оставить писателям возможность легальной оппозиции, благо «Наш современник» начал писать про переворот только с 11-го номера.

5 октября генеральный директор 5-го канала Б. А. Куркова получила указ из Москвы, подписанный не самыми влиятельными чиновниками. В нём говорилось осторожно: «Поскольку ретранслируемая в Москве программа Санкт-Петербургского 5-го канала «600 секунд» разжигает национальную, классовую, социальную и религиозную нетерпимость и вражду, мы требуем от вас прекратить её трансляцию в Москве вплоть до прекращения действия чрезвычайного положения. Если вы не можете сделать это технически, вы обязаны приостановить показ телевизионной передачи «600 секунд» до получения дальнейших особых распоряжений». Она отдала соответствующий приказ, на котором свободный и невредимый Невзоров написал «Не согласен». Неделю спустя выяснилось, что особое распоряжение – закрыть программу навсегда. А. Г. Невзорову предложили вести получасовую передачу о преступности и горячих точках. Он отказался, заявив, что «Секунды» будут выходить в других регионах, есть договоры. Его слова справедливо назвали блефом. Но для верности в «Известиях» 15 октября было напечатано очередное письмо творческой интеллигенции, призывавшее к запрету конкретно программы «600 секунд» за коммунистическую и националистическую пропаганду одновременно, что недопустимо после коммуно-фашистского мятежа в Москве. Программа давала контактные телефоны националистов, показывала насилие, жестокости, подробности убийств. Единственной оппозиционной телепрограммой остался «Русский дом» на московском телеканале. Начало вещания 10 октября 1993 г. на санкт-петербургском телеканале телекомпании НТВ не могло возместить потери, тем более, что о переходе программы «Итоги» на ещё не созданное НТВ её ведущий Е. А. Киселёв (признан в РФ иностранным агентом)объявил ещё до событий, 12 сентября. Вдобавок совет директоров «Останкино» 14 октября решил, что по моральным соображениям (!) не может больше сотрудничать с Любимовым и Политковским. «Красный квадрат» и «Политбюро» будут выходить под другим руководством. А. М. Любимов настаивал на своей правоте: «Люди из «партии мира» должны были почувствовать, что они не одиноки», «Интеллигенция давно уже легла под этот режим». Произошедшее он объяснил так: «Конфликт ВИДа с руководством «Останкино» давний. Наше выступление – лишь повод […]». Программа Политковского «Политбюро» была закрыта и больше в прямом эфире не выходила. Обозреватель «Огонька» констатировал: «Как вы видите по статьям в газетах […] пресса совершенно неуправляема, особенно отчётливо это видно по жалкому поведению председателя «Останкино» Брагина по отношению ко «взглядовцам». Которые, поверьте, никуда не денутся…» Действительно, «с апреля 1994 г. я начал выходить в эфир – Александр Николаевич Яковлев провел переговоры с Б. Ельциным, и договорённость была, что я не буду их «мочить». Я спросил: «А могу я их презирать?». Так и получилось». М. С. Горбачёв подвергся поношению в некоторых газетах за то же самое – за ночной призыв к Б. Н. Ельцину не применять силу. Но его уволить было неоткуда, а вскоре он получил полностью лояльное к нему издание – «Новую газету». 5 лет спустя на её страницах Любимов разъяснил свою позицию: «Прямым следствием тех событий стало 26 ноября 1994 года в Грозном, когда режим автоматически начал убивать десятки тысяч людей под теми же лозунгами «сохранения страны» и «демократии»». Напомним, 26 ноября 1994 г. Москва попыталась свергнуть режим Дудаева силами антидудаевской оппозиции и наёмников. Любимова так возмутило покушение на суверенитет «Ичкерии», что он скатился до риторики своих оппонентов в ночь на 4 октября 1993 г. Гуманизм Любимова, как и журналистов «Новой газеты», осенью 1993 г. проистекал из неприятия российской государственности. 20 лет спустя Любимов уже говорил о том, что он обращался не к москвичам. «Мотив моего выступления был в том, чтобы в регионах не начались волнения. Когда они отключают футбол и говорят, что в Москве взяли телевидение, в любом городе взять власть несложно. Основной мотив был обратиться к регионам, чтобы люди услышали, и не выходили». В конфликте он обвинил обе стороны, в т. ч. «обезумевших, приехавших из Белого дома представителей этой группы» в стрельбе по АСК-3, а Кремль и Лужкова – в сознательном провоцировании конфликта. Ту же позицию, что и журналисты «Новой», занял О. Пол, утверждая, что после гибели демократии в 1993 г. Россия скатилась в милитаризм, а её правительство «безнаказанно вторгается к соседним нациям». Возможно, он поддерживал претензии Грузии и «Ичкерии» на расширение жизненного пространства. Впрочем, автор слабо представлял себе историю современной России, иначе бы он не написал, что после октября 1993 г. в России не было реальной оппозиции правительству, а парламент к моменту передачи Ельциным власти Путину стал «резиновым штампом». В отношении к чеченским войнам «гуманисты» 1993-го, например, Е. А. Евтушенко, могли полностью сходиться с радикальными противниками ДС вроде В. И. Новодворской и журнала «Новое время». Впрочем, эволюция взглядов участников конфликта 1993 г. – отдельная тема.

По впечатлению комиссии Т. А. Астраханкиной, «после штурма акцент в деятельности указанных средств массовой информации был перенесён на внедрение выгодной «победителям» интерпретации происшедшего и подготовку легитимизации установленного ими режима путём незаконно организованных выборов. С этой целью осуществлялась дальнейшая дискредитация сторонников Верховного Совета и оппозиции, которые объявлялись единственными виновниками тяжких последствий происшедшего, разжигателями гражданской войны. Публиковались требования немедленного суда над арестованными лидерами и сторонниками парламента, закрытия оппозиционных изданий, запрета оппозиционных партий и движений, прекращения деятельности законных органов представительной власти в Российской Федерации. Некоторые средства массовой информации оказывали прямое содействие в задержании объявленных в розыск сторонников Верховного Совета. Муссировался тезис о слабости «демократической» власти, необходимости наращивания «силовых структур» и решительного подавления оппозиции […] Выражалась радость и удовлетворение по поводу кровавых действий Ельцина Б. Н. и его сторонников […] Делались попытки их морального оправдания».

Легальные газеты критиковали Дом Советов, но и противную сторону. Безоговорочно против поверженной оппозиции выступали «Известия», «Московский комсомолец», «Труд», «Российская газета», «Российские вести», «Литературная газета»; московские газеты: «Московская правда», «Вечерняя Москва», «Куранты»; журналы «Огонёк», «Новое время». «Независимая газета» больше всех СМИ занималась анализом событий с политической точки зрения, давая слово различным сторонам. Кровавую развязку она назвала подавлением путча, но в целом авторы газеты не одобрили насилия со стороны Кремля. За это главный редактор «Независимой» В. Г. Третьяков подвергся оскорблениям со стороны ведущего колумниста «МК», которому, в свою очередь, дал отповедь Е. В. Яковлев в «Общей газете». «КоммерсантЪ – Daily» дал хронику событий, ставшую бестселлером, далее отстранённо комментировал связанные с переворотом сюжеты в рубрике «Происшествия». «Общая газета» также предоставляла место представителям обеих сторон: в № 12/14 помещены интервью с О. И. Лобовым и противником Кремля Г. И. Пономарёвым, прокурором Москвы; в № 13/15 – c депутатом ВС В. А. Домниной и Р. И. Аушевым. В «Новой ежедневной газете» бывший пресс-секретарь Ельцина П. И. Вощанов 6 октября заявил, что у Ельцина как у политика нет будущего, он – «президент пепелищ». 16 октября «Независимая газета» опубликовала письмо трёх диссидентов – давних противников Ельцина, в котором те провозгласили, что «без президентов демократии бывают», а без парламента и ещё очень многого – нет, и потребовали от Ельцина отставки и ухода в монастырь. На радио «Эхо Москвы» Л. И. Сараскина тоже высказывала такое требование, как отметил А. Н. Архангельский в «Новом времени». Утверждали даже, что сам руководитель радиостанции А. А. Венедиктов за уход Ельцина – не сразу, пусть разгребёт завалы, но в скором времени. Сам Венедиктов, несомненный сторонник Ельцина, писал в мемуарах, что через несколько месяцев Б. Н. Ельцин при личной встрече сделал выговор «Эху Москвы» за трансляцию призывов Руцкого 4 октября. «Московские новости» вышли со статьёй, где доказывалась вероятность провокации восстания 3 октября (см. выше), и задавался вопрос: Ельцин организовал провокацию или кто-то за его спиной. «Новая ежедневная газета» довольно много места уделила анализу силового противостояния. В выпуске за 20 октября напечатаны интервью Б. Н. Ельцина и неназванного защитника ДС «Зачем смотреть на жизнь через пулевое отверстие?» Вне Москвы ситуация была разная. Мы помним о запрете газеты «Кузбасс». В газете «Советская Калмыкия» напечатали большую статью К. Н. Илюмжинова с критикой насильственного разрешения конфликта. 8 октября в «Советской Сибири» (Новосибирск) вышла статья со смыслом – Руцкой защищал Россию. Автор добилась от редактора публикации, якобы угрожая самосожжением.

Довольно единодушно печатные СМИ осуждали В. И. Брагина за отключение телевещания из «Останкино» вечером 3 октября, менее единодушно - Е. Т. Гайдара за призыв к москвичам выйти на улицу, осуждали закрытие оппозиционных СМИ и прочие признаки цензуры. Увольнение В. И. Брагина 16 декабря 1993 г., по-видимому, за необеспечение триумфа блока «Выбор России» на выборах в Федеральное собрание, не вызвало возражений среди журналистов.

В общем, доступ к альтернативным мнениям был, конечно, ограничен. Владельцы же СМИ извлекли свой урок из освещения трагедии, создав медиа-холдинги; первый и крупнейший владелец медиа-холдинга в России – государство.

Вывод: СМИ в целом выступили на стороне Кремля. Противников Кремля переубедить было невозможно, однако колеблющихся эффективно убеждали не выступать на стороне ДС. Доступ к источникам информации, поддерживающим оппозицию, существовал в Москве и Санкт-Петербурге. В ночь с 3 на 4 октября центральные СМИ вели неприкрытую пропаганду против ДС. Оппозиционные СМИ, выходившие в дни конфликта, не представляли опасности для Кремля. Их последующее закрытие можно объяснить как местью, так и нежеланием предоставить оппозиции трибуну для агитации перед выборами в парламент. Особенно очевидно это в случае с газетой КПРФ «Советская Россия», которой не давали выходить в свет до проведения выборов 12 декабря 1993 г.

Кто же в Доме Советов работал на Кремль?

Итак, восстание, поднятое 3 октября сторонниками Дома Советов, сыграло на руку Кремлю. Недостатки планирования, нелогичное поведение вождей оппозиции, неосведомлённость многих из них о восстании наводят на мысль о сознательном участии руководителей восстания в провокации.

Двое из ключевых фигур в ДС, подозреваемых в двойной игре – В. П. Баранников и А. П. Баркашов – заметной роли в восстании 3 октября не сыграли. В. П. Баранников был против восстания, А. П. Баркашов лишь присоединился к захвату мэрии и гостиницы «Мир» своими подчинёнными, не участвуя ни в подготовке демонстрации на Садовом кольце, ни в походе на «Останкино», ни в попытках захвата стратегических объектов в городе.

О готовящемся восстании были осведомлены А. В. Руцкой, В. Г. Уражцев, В. И. Анпилов, А. В. Крючков. Последних двух утром 4 октября не оказалось в Доме Советов. По версии Крючкова, он стремился туда проникнуть, но чуть-чуть опоздал. В. И. Анпилов откровенно пишет: «Возвращаться под новую бойню у Дома Советов, на мой взгляд, не имело никакого смысла». Он одобрил аналогичное поведение Г. А. Зюганова, призвавшего в ночь на 4 октября членов КПРФ покинуть Дом Советов.

Апологет В. Г. Уражцева пишет, что в октябре 1993 г. его пытались арестовать сотрудники госбезопасности, но он сумел уйти, хотя повредил ногу. С. А. Шаргунов уточняет: «5 октября возле подъезда собственного дома Уражцева пытались задержать. Он оказал сопротивление и бежал. В него стреляли. Убегая, Уражцев серьёзно повредил ногу». Может создаться впечатление, что 4 октября 1993 г. в Доме Советов Уражцева не было, но Хасбулатов его там видел и даже слышал его переговоры со штурмующими по рации. «И. Иванов» рассказывает, что Уражцев в нецензурных выражениях убеждал защитников ДС не сдаваться. Странным образом он не пересёкся с Константиновым. Пока Уражцев находился под обстрелом, бывшие соратники словно решили привлечь к нему дополнительное внимание противников ДС. В 15. 50 пришла новость: «Координационный совет Российского союза социально-правовой защиты военнослужащих, военнообязанных и членов их семей «Щит» приостановил полномочия председателя этого союза Виталия Уражцева […] Руководитель «Щита» - бывший народный депутат Уражцев «пренебрёг коллективным мнением Координационного совета о неподдержке курса руководства Верховного Совета РФ, направленного на конфронтацию с исполнительной властью, узурпировал право принимать решения и полностью дискредитировал своим поведением союз «Щит»», указывается в документе». Возникают вопросы, как Уражцев ушёл незамеченным из Дома Советов и почему сразу не скрылся. На первый вопрос могут ответить многочисленные свидетельства успешно скрывшихся. «Новая ежедневная газета» отметила, что Ю. М. Воронин и рижские ОМОНовцы во главе с Ч. Г. Млынником не прошли фильтрации и не были объявлены в розыск. Воронин в мемуарах кратко рассказал историю своего выхода из ДС вплоть до спасения вместе с несколькими народными депутатами в чужой квартире. И. В. Константинов утверждает, что его провели через оцепление непонятные люди, видимо, из Министерства безопасности. Ч. Г. Млынник оказался в Санкт-Петербурге и был арестован в январе 1994 г., впрочем, это отдельный детективный сюжет. На второй вопрос напрашивается ответ, что Уражцева не разыскивали. Вечером 4 октября В. И. Анпилов услышал в СМИ о розыске Малярова, Баркашова и Анпилова; И. В. Константинов – о своём собственном. После ареста Анпилова газеты сообщали о розыске Константинова и Баркашова, но не Уражцева. Когда его бывший товарищ по союзу «Щит» Н. М. Московченко вспоминал об Уражцеве, ни он, ни корреспондент «Курантов» не поинтересовались, разыскивается ли Уражцев и где он может быть сейчас. Правда, некоторое время Уражцев опасался ареста (см. выше). В конце 1993 г. он прислал в «Советскую Россию» статью в защиту А. В. Руцкого, выражая уверенность в его скором освобождении. Редакция сопроводила статью комментарием: «автор считает себя находящимся в подполье». По словам И. Л. Бунича, подполье Уражцева находилось в его квартире, где он даже давал интервью, идущие в эфир по государственным телеканалам. Спустя несколько месяцев Уражцев объявил о выходе из подполья, но этого уже никто не заметил. Если здесь поверить такому сомнительному автору, как Бунич, это напоминает историю с розыском А. П. Баркашова, арестованного случайно. Также это похоже на судьбу Ю. М. Воронина после эвакуации из ДС: «Теперь Воронин скрывается. Однако соответствующим органам его местоположение известно». Причины отказа Кремля от дальнейших репрессий обсуждались в оппозиционной печати, причём обсуждалась такая экзотическая версия, что сорвалась замена Ельцина на Явлинского. И. О. Маляров скрывался в Белоруссии и не был арестован. Скрывались после 4 октября и официально не разыскиваемые С. Н. Бабурин, Ю. Н. Калинин, Э. В. Лимонов (Савенко), А. А. Проханов.

С А. В. Крючковым вышло ещё удивительнее: не только его не арестовали, но и РПК не запретили. 10 октября прошёл съезд партии! Это при том, что даже КПРФ символически запретили на 17 дней. А. В. Крючков логично предположил, что РПК использовали как приманку для оппозиционеров из закрытых партий, чтобы за их деятельностью удобнее было следить. «[…] В рассматриваемое время одним из ближайших соратников А. В. Крючкова и его другом был Павел Павлович Николаев. […] Принимал участие в создании РПК, входил в состав её ЦИК и не скрывал от товарищей по партии, что являлся действующим офицером Министерства безопасности. А. В. Крючков внимательно прислушивался к его советам и рекомендациям. […] Но тогда возникает вопрос: не направляло ли через него деятельность РПК Министерство безопасности? По свидетельству одного из членов этой партии, А. В. Крючков, видимо, задумывался над этим, но пытался вести свою игру. Так ли это было на самом деле, сказать сейчас трудно». Кстати, не был объявлен в розыск и секретарь Оргбюро Российской коммунистической рабочей партии В. А. Тюлькин, использовавший пребывание Анпилова в заключении для борьбы за власть в РКРП.

После освобождения В. И. Анпилов и А. В. Руцкой вернулись в публичную политику. На думские выборы 1995 г. А. В. Крючков пошёл в списке вместе с В. И. Анпиловым! Видимо, он не считал отсутствие В. И. Анпилова на Калужской площади в 14 часов 3 октября саботажем восстания. А. В. Руцкому разрешили стать курским губернатором. Внезапная смерть В. П. Баранникова могла вызвать опасение насчёт устранения нежелательных свидетелей. С. Н. Бабурин говорит: «У меня по Баранникову вопросы! Считаю, что его безвременная смерть […] похоронила информацию, которая могла бы по-новому высветить происходившее». В мемуарах Бабурин повторил подозрения: Баранников в дни конфликта ночевал на своей даче. Совсем не случайно он быстро умер. Р. С. Мухамадиев другого мнения о министре: «Честный генерал Баранников ушёл из жизни, ни с кем не попрощавшись». А. В. Кривошапкин назвал Баранникова истинным патриотом. «И. Иванов» не критикует Баранникова. И. В. Константинов полагает, что Баранникову помогли умереть. Но больше подозрительных смертей среди лидеров ДС вроде бы не было. В. Г. Уражцев и А. В. Крючков умерли нестарыми, но после продолжительной болезни. Совсем молодым внезапно умер И. О. Маляров, но его смерть никто не приписал отравлению.

И. В. Константинов 20 лет спустя был уверен, что в его окружении было несколько агентов спецслужб, но позиция спецслужб в конфликте - для него загадка. «В организации ФНС принимал участие бывший офицер ПГУ КГБ СССР, «ветеран разведки» Николай Владимирович Андрианов». После всех событий И. В. Константинов лишь один раз говорил с В. Г. Уражцевым. На вопрос о причинах его поступков днём 3 октября В. Г. Уражцев ответил не на тему: «Я тебя не боюсь», чем продемонстрировал нежелание быть откровенным с И. В. Константиновым. Как вспоминает И. В. Константинов, в «Лефортово» ему предлагали ответить на вопросы об А. В. Руцком, А. М. Макашове, В. Г. Уражцеве, но об А. В. Крючкове не спрашивали. По его словам, он отказался давать сведения о ком-либо, кроме себя.

А вот о чём спрашивала свидетелей прокуратура, интересуясь организацией восстания 3 октября:

«6. Имелся ли у народных депутатов или иных лиц план вооружённого противостояния президентской власти, кем и когда разработан, в каком случае сторонники парламента с оружием в руках должны были захватить различные учреждения в Москве? […]

9. Наблюдали ли прорыв оцепления на Смоленской площади и в районе Дома Советов 3 октября. Участвовали ли в этом известные вам депутаты, другие лица. Каковы были действия демонстрантов и работников милиции. Как были вооружены демонстранты. Кто ими руководил? […]

12. Видели ли во время событий депутатов, кого именно, каковы были их действия — агитация, кто возглавлял колонны людей, участвовал в оказании сопротивления работникам милиции, военнослужащим, в прорыве оцепления?

13. Видели ли Руцкого, Хасбулатова, Дунаева, Баранникова, Ачалова, Макашова, Анпилова, Уражцева. В какой момент и где. Каковы были их действия, выступления?

14. Видели ли выступление Руцкого с балкона Дома Советов 3 октября. О чём говорил. Кто ещё выступал и с какими призывами?

15. Видели ли отъезд людей на захват мэрии, останкинского телецентра. Кто ими командовал, формировал отряды, откуда появились грузовики и водители?

16. Что можете рассказать о действиях депутатов Константинова, Уражцева, Чеботаревского, других?

17. Видели ли Баркашова и «баркашовцев». Каковы были их действия. Имели ли они оружие, как были одеты?

18. Видели ли лидера комсомольцев Малярова. Где и когда? […]»

Как видим, упомянуты все заметные лидеры оппозиции, как-то причастные к силовому противостоянию, кроме А. В. Крючкова. Нет также отдельного вопроса о митинге на Калужской площади и повороте на Крымский вал. Контр-адмирал Р. З. Чеботаревский интересовал прокуратуру сильнее, чем, например, С. Н. Бабурин или Ю. М. Воронин, поскольку он возглавлял Совет по обороне ДС.

Напрашивается вывод, что следствие получило сигнал – не заниматься А. В. Крючковым. Но даже это не свидетельствует о его провокаторстве, скорее о том, что его использовали в своих целях и до, и после 3 октября. Как пишет комментатор, стремящийся к объективности: «Противники Крючкова не остались в долгу и стали высказывать уж не то, что не соответствующие действительности, а порой даже просто вздорные мнения о нём, среди коих утверждения о том, что Крючков был (ну, конечно же!) – «агентом» ФСБ (МВД, ЦРУ и даже Моссад) были ещё не самыми абсурдными и не самыми бредовыми. К слову сказать, обвинения в «агентстве» или хотя бы в «провокаторстве» вообще являются в оппозиции расхожими, и если один оппозиционер обзывает другого «агентом» или «провокатором» (чаще всего – взаимно; к сожалению, не у всех хватает ума проигнорировать столь общепринятое «обвинение»), то это означает только то, что данный оппозиционер категорически не согласен с мнением оппонента по какому-либо хорошо ещё, если не второстепенному, а то и вообще малозначительному вопросу». 

В связи с делом С. Н. Терехова «И. Иванов» писал: «По Анпилову в штабе уже давно нет никаких вопросов. Его уникальная способность исчезать в момент начала того или иного сознательно спровоцированного кровопролития уже стала притчей во языцех. Вопрос лишь в том – сознательный он провокатор или человек, которого просто ловко используют, хотя у нас на 13-м этаже поговаривают, что Анпилов – человек Примакова, регулярно посещающий его дачу». А. В. Островский того же мнения, хотя прямо этого и не написал. И. В. Константинов ответил на мой вопрос, удивился ли он отсутствию В. И. Анпилова в ДС 4 октября: «Да, конечно. Я начал удивляться ещё 3-го», но подчеркнул, что не обвиняет его в провокаторстве. На аналогичный вопрос о Крючкове Константинов также ответил: «Да, удивился. Они всё организовывали снаружи», имея в виду радикальных коммунистов во главе с В. И. Анпиловым и А. В. Крючковым.

А. В. Островский подчеркнул, что В. И. Анпилов попытался увести с Калужской площади весь свой оргкомитет. Судя по милицейской сводке, там остался заместитель В. И. Анпилова Б. М. Гунько. И. В. Константинов его не заметил, но и не искал. Вечером 23 сентября Гунько сообщил о захвате штаба ОВС СНГ и был немедленно обвинён в провокации. 6 лет спустя он счёл нужным оправдаться: «получается очень странная картина: все, кто сидели или сидят в ельцинских застенках - Терехов, Анпилов, Губкин и проч, - это, якобы, провокаторы, а те, что на свободе гоняют чаи с лимончиком и палец о палец не ударяют, те - молодцы и отважные бойцы. Нет! Неверно это. Даже глубоко неуважаемого мною Руцкого только на основании того, что он так губительно послал людей на штурм Останкино, нет оснований считать провокатором. Вина Руцкого в другом - в его преступной нерешительности в сентябре». Одновременно официальная брошюра «Трудовой России» обвинила А. В. Руцкого в том, что он «выступал как агент участников переворота», призвав идти на «Останкино». Про митинг на Калужской площади в брошюре сказано, что его направили на прорыв оцепления «провокаторы – молодые люди в штатском вместе с депутатом Уражцевым». Поди догадайся, считают авторы Руцкого с Уражцевым провокаторами или нет. Сам Руцкой считает таковыми Терехова и баркашовцев, Ю. М. Воронин – Терехова и Анпилова, а также обвиняет в «подстрекательстве» неназванных депутатов. В. А. Ачалов никого не обвиняет, подчёркивая своё доверие к С. Н. Терехову и «баркашовцам», а также к А. В. Руцкому. А. Ф. Дунаев в 1998 г. поддерживал дружеские отношения с Руцким. И. И. Андронов обвиняет в провокации только А. В. Баркашова, едва упоминает В. И. Анпилова, о С. Н. Терехове пишет, что у него комплекс Наполеона, В. П. Баранникова считает отвергнутым Кремлём перебежчиком, В. А. Ачалова, А. Ф. Дунаева, А. М. Макашова – бездарностями, да и к А. В. Руцкому у него отношение соответствующее. Зато он хвалит Р. И. Хасбулатова. Э. В. Лимонов в «Анатомии Героя» требовал революционных действий и жалел, что тех, кто пытался что-то делать, Терехова и Макашова (? – А. З.), обвинили в провокаторстве.

Вскоре после ареста Анпилова В. Шохина в «НГ» поинтересовалась, где получают зарплату Анпилов и Баркашов. С. Н. Терехов, оказавшись на свободе, отверг обвинения против В. И. Анпилова и посчитал его действия вечером 23 сентября согласованными с ним. А. В. Фёдоров говорит, что множество защитников ДС называли В. И. Анпилова провокатором. 27-28 сентября он требовал от А. В. Руцкого автоматы. Сам Анпилов, разумеется, отрицал обвинения в чрезмерных амбициях, вообще никого из вождей ДС не считал провокатором, объясняя всё их неготовностью к вооружённому конфликту.

Из подозреваемых в провокаторстве защитников ДС В. И. Анпилов единственный поехал в Останкино вечером 3 октября. Там он вёл себя так, чтобы привлечь к себе внимание. В. А. Котов полагает, что вместо нейтрализации солдат Анпилов «начал давать иностранным корреспондентам интервью на английском языке. Он говорил что-то о будущем возрождении Советского Союза». Сам Анпилов описывает своё поведение гораздо более рациональным. Он говорил перед спецназовцами «Витязя» 30-40 минут по приказу Макашова «Разагитируй спецназ». После мимолётного появления Брагина (см. выше) Анпилов понял бессмысленность дальнейших обращений к спецназовцам и стал агитировать перед солдатами оцепления. Минут через 10 их увели, и лишь тогда начались интервью иностранным журналистам. Слабое место в рассказе, как мы помним, - появление Брагина, более никем не отмеченное. Нет сомнения, что Анпилов не призывал к штурму, а наоборот, спокойно требовал эфира и велел демонстрантам не портить народного имущества. Перед подготовкой атаки на АСК-3 он заявил: «Я агитатор, моя роль кончилась» и отошёл в сторону. Уже в октябре 1993 г. сторонник ДС по этому поводу публично заявил о «провокаторской сущности Анпилова». Аргументы: «Проработав столько лет в системе Гостелерадио СССР, он хорошо знал, как охраняется объект. Сам же остался стоять на углу здания – вне зоны начавшегося боя». Корреспондент «Известий» в дневнике событий в «Останкино» между 19.02 и 21.17 (отъездом Макашова) постоянно обвиняет Анпилова в том, что он призывает других на штурм телецентра, а сам прячется от стрельбы. В десятом часу вечера он лежал в роще под обстрелом. На вопрос журналиста «Литературной газеты» Анпилов ответил, что сам ничего не знает, в частности, чьи БТРы подошли. Далее он посоветовал собеседнику готовить бутылки с зажигательной смесью. Получив мегафон, Анпилов громогласно заявил об аресте Ю. М. Лужкова. На вопрос о достоверности информации он ответил: «[…] Я хочу поддержать дух народа. Говорят, что Лужкова поймали». Анпилова обвиняли в заботе о своей безопасности и раньше: «В июне 92 года у Останкино был, «почему-то» сбежал от палаточников. А 1 мая перед нападением ОМОНа опять из первых шеренг в последние перескочил». Автор согласен с С. С. Говорухиным, что «Трудовая Россия» в эти годы нужна была Кремлю как пугало – посмотрите, какова альтернатива нам. В мемуарах Анпилов выставил железный аргумент против сотрудничества с Кремлём: 8 мая 1993 г. он был похищен и чуть не убит. Свидетельства о заговоре против него в книге «Наша борьба» получены из вторых рук, равно как и в электронной биографии Дунаева, составленной Н. Н. Никитиным, но они подтверждаются А. Ф. Дунаевым и 30 лет спустя. По его словам, агентура МВД доложила о намерениях Анпилова 9 мая 1993 г. идти на Кремль. Его начальник В. Ф. Ерин озвучил ему устный приказ (видимо, Ельцина) – «чтобы Анпилова не было». Дунаев не согласился: Анпилов – депутат; его задержали, открыли уголовное дело. На наш взгляд, поведение В. И. Анпилова 3 октября у телецентра соответствовало избранной им роли. Если подозревать его из-за того, что он не пострадал под обстрелом, то этот «упрёк» можно адресовать всем известным сторонникам ДС.

3 октября А. Л. Головин, как мы помним, был везде – и у Моссовета, и на Калужской площади, и в Останкино, а выбравшись из-под пуль, он дал интервью «Интерфаксу» и вместе с С. А. Полозковым снова пошёл к А. В. Руцкому. В рассказе 2018 г. Головин ничего не говорит о своих действиях после прибытия в «Останкино». 4 октября его не было в ДС, причём объяснение интервьюера столь же несостоятельно, как в случае с А. В. Крючковым и В. И. Анпиловым. Якобы Головин с ещё несколькими депутатами задержался на съёмках передачи А. М. Любимова и не смог вернуться из-за блокады. Но речь о событиях конца сентября, а не ночи на 4 октября.

С. А. Полозков и И. Муравьёв, также вернувшийся в ДС, пошли спать на квартиру С. А. Полозкова и провели 4 октября вне ДС. Никто их за это не обвиняет в провокаторстве. Почему не предположить, что и они, и В. И. Анпилов с А. В. Крючковым попросту не захотели рисковать жизнью за проигранное дело? А. В. Фёдоров тоже покинул ДС до штурма, как и Р. Г. Абдулатипов. По впечатлению С. А. Филатова, заинтересованный в разрядке напряжённости Абдулатипов обиделся, когда 1 октября его на переговорах подчинили Воронину. Р. Г. Пихоя считает, что Абдулатипов не появлялся в ДС с 1 октября. Более того, назначенный министром внутренних дел В. П. Трушин в ночь на 4 октября распорядился освободить захваченных сотрудников мэрии, после чего за 2 часа до штурма «по-английски, не прощаясь, отправился домой», потому что обстановка в ДС «напомнила ему махновское гуляй-поле». Его даже не задержали. Так что нет ничего подозрительного в чьём-либо отсутствии в ДС днём 4 октября.

Р. И. Хасбулатов назвал Уражцева Дантоном Сопротивления, у «И. Иванова» тоже нет претензий к Уражцеву, кроме «демократического» прошлого. А. Н. Тарасов считает агентами спецслужб В. Г. Уражцева и В. И. Анпилова, не обвиняет в двойной игре А. В. Руцкого и не пишет об А. В. Крючкове. Сам Руцкой на вопрос, с кем он советовался в те дни, ответил: «С Баранниковым, с Ачаловым, с депутатами», а по вопросу организации восстания он мог советоваться с совершенно конкретным депутатом Уражцевым. 3 октября 1993 г. А. В. Руцкой, А. В. Фёдоров, В. Г. Уражцев действовали совместно. Так что трудно обвинить в провокации одного (В. Г. Уражцева) и не обвинить другого (А. В. Руцкого). Но какую выгоду получил А. В. Руцкой от поражения? Он попал под критику с обеих сторон, Руцкого даже обвиняли самые неожиданные люди в том, что он… не покончил с собой. Правда, священник В. И. Кузнецов предположил, будто Руцкой исполнял чью-то волю, но этот автор, как мы помним, вообще из всего руководства ДС доверяет только Макашову. Выполнять чужую волю, чтобы рискнуть жизнью, проиграть и попасть под проклятья с разных сторон – это неправдоподобно.

С радикальными коммунистами – А. М. Макашовым, А. В. Крючковым – И. В. Константинов, по его словам, перестал общаться ещё 22 сентября 1993 г. «Они рвались в бой в буквальном смысле слова». Это их нетерпение вполне естественно объясняет их поведение в начале октября 1993 г. И. В. Константинов не считает странное поведение лидеров восстания доказательством их провокаторской роли:

- Понятно, что это был заговор, понятно, что это была провокация, но кто конкретно в этом участвовал, кто организовывал, было это сознательно или бессознательно, ошибка – не знаю. Кроме провокации, могла быть и откровенная глупость, помноженная на амбиции. Среди оппозиции было много безответственных людей. Я и Островскому сказал, что его книга хорошая, подробная, но он увлёкся теорией заговора.

– Но он никого со стороны Дома Советов не решился прямо обвинить в провокации.

– Не решился, но он подводит к этому. Можно было бы составить грандиозную теорию заговора, но я знаю особенности психики Александра Владимировича Руцкого. Он хороший человек, неплохой офицер, но никакой политик. От него можно ожидать любых выходок, любого неадеквата, причём не по злому умыслу. Так что я бы не стал прямо обвинять кого-то из вождей оппозиции в сознательном провокаторстве.

– И Анпилова?

- И Анпилова».

Я спросил его о мнении С. Н. Бабурина по поводу провокации:

– Сергей Николаевич – человек политкорректный и не ставит таких вопросов. Доказать здесь ничего нельзя, а бросить тень на товарищей можно.

Итак, с одной стороны – нетерпение и недомыслие вождей оппозиции перевороту, с другой – вполне вероятное провоцирование их со стороны внедрённых в их окружение агентов Кремля. Но есть ещё одна причина. Как мы помним, оппозиционеры впоследствии сетовали, что оставалось немного продержаться, и представители субъектов Федерации принудили бы Кремль к уступкам: возвращению к условиям до 21 сентября 1993 г. и одновременным досрочным выборам президента и парламента. Возможно, от Б. Н. Ельцина и А. В. Руцкого потребовали бы сложить полномочия, и временным президентом, не имеющим право быть избранным, стал бы В. С. Черномырдин. Б. Н. Ельцин и А. В. Руцкой пошли бы на президентские выборы. Несомненное поражение Кремля. А все ли оппозиционеры сочли бы это своей победой? Нет, конечно!

Как мы помним, 3 октября А. В. Руцкой заявил о несогласии с «нулевым вариантом», т. к., по его мнению, в этом случае «у власти остаётся Ельцин с командой». А. В. Шубин назвал в беседе со мной отказ Руцкого от компромисса безумным, но согласился, что Черномырдин вёл бы политику Ельцина. С. А. Чарный предположил, что А. В. Руцкой и Р. И. Хасбулатов испугались узурпации своей власти региональными лидерами и потому могли поставить всё на карту. Насчёт Р. И. Хасбулатова – сомневаюсь, а вот А. В. Руцкой, на мой взгляд, готов был форсировать события, хотя на пресс-конференции 3 октября он критиковал не региональных лидеров, а центристов в Москве (см. выше). Тем более, что мемуаристы, даже не принадлежащие к лагерю коммунистов, и после стрельбы в «Останкино» верили в возможность успеха: «К утру 4-го октября на стороне Верховного Совета в Москве находилось больше вооружённых сил, чем у Ельцина. Достаточно было лишь одному из командиров этих частей решиться открыто вывести свои войска к Дому Советов […]» - и Кремль проиграл. Автор считает, что батальона хватило бы для смены власти в России. «Не сломайся Грачёв ночью 4 октября», режим бы пал, - заявил в мемуарах министр обороны по версии ДС! Тогда всё получал победитель – Дом Советов, а не «третий разбойник» - региональные лидеры.

Вожди восстания, невзирая на предупреждения о возможности провокации, решили рискнуть – кто из-за любви к восстаниям, кто из-за желания получить всё. В результате проиграла Россия, но В. И. Анпилов, А. В. Крючков, В. Г. Уражцев не сожалели о своих действиях, как и А. М. Макашов. (А. В. Руцкой признал ошибочным свой призыв идти в «Останкино»). С. Н. Бабурин, в свою очередь, не сожалел о законопроекте, предусматривавшем смертную казнь. Увы, Б. Н. Ельцин не потерял страсти к кровавым авантюрам, чему свидетельство не только первая чеченская война, но и его взаимоотношения с Государственной Думой 2-го созыва, которую Ельцин не раз готов был распустить – с непредсказуемыми последствиями.

Вывод: нет оснований обвинять руководителей восстания 3 октября 1993 г. в сознательном стремлении обречь ВС на поражение. Они стремились к победе, но шансов у них <практически> не было в результате ставки на восстание и отказа от затягивания противостояния. В таких условиях легко совершать ошибки.

Заключение.

Затягивание противостояния в октябре 1993 г. было невыгодно Кремлю. Региональные элиты (прежде всего представительная власть) грозили вынудить Кремль провести одновременные досрочные выборы президента и парламента и отобрать у Кремля часть полномочий. Более того, становилось непонятным, кто в таком случае будет исполнять обязанности президента до вступления в должность избранного президента. Кремль был готов к применению силы против ДС, но искал предлог для атаки. Такой предлог Кремлю предоставилирадикальные коммунисты, жаждавшие революционного свержения власти. А. В. Руцкой также стремился к полной победе, не скрывая желания получить для этого доступ к российскому телеэфиру. Большинство депутатов, находившихся в ДС, ничего не знали о планах восстания и каждую ночь ждали штурма. СМИ вели успешную пропаганду против ДС. В Москве было гораздо больше боеспособных сторонников Кремля, чем ДС, так что нейтралитет милиции и армии в целом должен был устраивать Кремль. Столкновения 2 октября устроили обе стороны как подготовка решающей схватки за власть. Восстание днём 3 октября было искусно подготовлено и проведено до разблокированияДС, дальше начались авантюры. Кремль и его союзники заблаговременно знали о готовящемся восстании, но предпочли дистанцироваться от происходящего, в т. ч. во избежание случайностей и для создания casus belli. Большинство депутатов – противников Кремля после прорыва оцепления забыли о переговорном процессе и обрадовались близкой победе. После поражения участники восстания начали выгораживать себя и скрывать свои ошибки. Их неискренность навлекла на них подозрения в провокаторстве. Оправдываться пришлось и не оказавшимся в ДС 4 октября оппозиционерам.

При существовавшем в Москве соотношении сил ВС не мог победить Кремль, но Кремль мог проиграть региональным элитам. Не случись восстания, наиболее вероятен становился «нулевой вариант». В любом случае Съезд народных депутатов был бы упразднён. Характерно, как сторонники ДС – «И. Иванов», А. Н. Грешневиков – пишут о расстреле парламента, а не Дома Советов или Съезда народных депутатов. Мне в 1994 г. на выпускном экзамене в школе учительница тоже возмущённо сказала «из танков по парламенту», а не по Дому Советов. Но не победи Кремль, президентская власть в России оказалась бы сильно ограничена, Государственная Дума имела бы гораздо больше контроля над правительством. Должность вице-президента, вероятно, сохранилась бы, но могла и быть упразднена в пользу председателя правительства; процесс принятия конституции усложнился бы. Неясно, сохранились ли бы Советы. Статус субъектов Федерации вряд ли изменился бы по сравнению с реальностью 90-х: дальнейшее увеличение независимости от центра становилось уже невыгодно им.

В области экономики не следовало ожидать радикального изменения курса, этому помешала бы борьба за власть. Ваучеры уже невозможно было бы заменить именными чеками, но труднее стало бы провести залоговые аукционы.

Э. А. Шеварднадзе вряд ли получил бы безоговорочную поддержку России в гражданской войне против сторонников З. В. Гамсахурдиа, вероятнее всего было бы невмешательство России в конфликт. Россия могла выйти из режима санкций против Югославии. Представители стран «большой семёрки» потребовали бы сохранения экономического курса и гарантий неприкосновенности команде реформаторов, и то в лучшем случае. Вероятнее были экономические санкции против России. Генеральный секретарь НАТО М. Вёрнер, как сообщили в «Вестях» в ночь на 4 октября 1993 г., пригрозил противникам Ельцина в случае их успеха полным прекращением поддержки России и временами, похожими на Холодную войну.

Надо учитывать, что в 1996-1999 гг. оппозиция Кремлю получила новые шансы урезать полномочия президента Российской Федерации. Но и на этот раз централизаторские тенденции оказались сильнее.

Политических оценок произошедшего осенью 1993 г. достаточно, так что приведу неопубликованную. И. В. Константинов считает эволюцию политического строя Российской Федерации предопределённой:

- Вопреки мнению протоиерея Александра Шаргунова, я считаю, что события осени 93-го вписываются в отечественную политическую традицию и выдерживают сравнение с октябрём 17-го.

– А как, по-Вашему, должен был отреагировать народ?

- Народ сделал свой выбор. Всё, что вы видите вокруг себя – результат сделанного народом в 93-м году выбора. Многовековую политическую традицию враз не изменишь, открытого общества не построишь. Посмотрите на постсоветские государства – на Белоруссию, там то же самое, и на Украине на самом деле то же самое. Исключение – Прибалтика, но она никогда по-настоящему не принадлежала к православному миру. Думаю, что и в случае победы Верховного Совета триумфа демократии не наступило бы, и мы пришли бы в конце концов к тому же, что имеем.

В сокращении. Полный текст статьи будет опубликован в журнале: OSTKRAFT. 2024. №21-22